Восставшая Луна - [8]

— Так ты штрейкбрехер, работающий на Администрацию? — спросила она резко.

Даже сейчас, когда женщин на Луне почти столько же, сколько мужчин, я слишком старомоден для того, чтобы грубить женщине. Но она нанесла удар по больному месту, и я ответил ей также резко:

— Я не состою на службе у Надсмотрщика. Я веду дела с Администрацией, но только на контрактной основе.

— Тогда ладно, — сказала она, и в её голосе снова зазвучали тёплые нотки. — У каждого есть какие-то дела с Администрацией, этого нельзя избежать — в этом-то и состоит проблема. И именно такое положение вещей мы и хотим изменить.

«Мы? Ну и ну. Как? — подумал я. — Каждому человеку приходится иметь дело с Администрацией, так же как каждому человеку приходится иметь дело с законом всемирного тяготения. Это они тоже собираются изменить?»

Но поскольку у меня не было никакого желания спорить с дамой, я оставил эти мысли при себе.

— Мани — наш человек, — сказал Коротышка мягко. — На него можно положиться — я за него ручаюсь. А вот и кепка для него, — добавил он и полез в свою сумку. Он уже собирался надеть кепку мне на голову, но Вайоминг Нот забрала её у него.

— Ты полностью в нём уверен?

— Я же уже сказал.

— Хорошо, тогда смотри, как это делают у нас в Гонконге. — Вайоминг подошла ко мне, водрузила кепку мне на голову и поцеловала меня прямо в губы.

Она не торопилась. Поцелуй Вайоминг Нот означал нечто более определённое, чем свадебная церемония с любой из большинства других женщин. Если бы я был Майком, все мои лампочки разом вспыхнули бы. Я чувствовал себя как киборг, к мозгу которого подключили центр удовольствия.

Прошло какое-то время, прежде чем я осознал, что поцелуй закончился, и услышал, как свистят окружающие нас люди. Я моргнул и сказал:

— Рад, что присоединился к вам. А к чему я, собственно говоря, присоединился?

— Разве ты не в курсе? — спросила Вайоминг.

— Митинг вот-вот начнётся, — вмешался Коротышка. — Он сейчас всё узнает. Садись, Ман. Пожалуйста, Вайо, давайте сядем.

Не успели мы последовать его совету, как какой-то человек принялся стучать молоточком, призывая к порядку. Прибегнув к помощи не только молоточка, но и мощного радиоусилителя, он наконец сумел заставить окружающих услышать себя.

— Закройте двери! — орал он. — Это закрытое собрание. Посмотрите на своего соседа, сидящего сбоку от вас, перед вами или позади вас. Тех, кого вы не знаете и за кого некому поручиться, надо отсюда выдворить.

— Выкинуть таких отсюда ко всем чертям! — отозвался кто-то. — Вышвырнуть наружу через ближайший шлюз!

— Пожалуйста, потише! Когда-нибудь мы именно так и поступим.

Началась потасовка, во время которой с головы одного человека была сорвана красная кепка, и он был немедленно вышвырнут наружу, быстро и ловко. Они выгнали и какую-то женщину, но сделали это более корректно, хотя сама она при этом вела себя весьма невежливо — отпускала грубые замечания в адрес тех, кто выводил её наружу. Мне стало несколько не по себе.

Наконец двери были закрыты. Грянула музыка, над платформой развернули знамя, на котором было написано: «СВОБОДА! РАВЕНСТВО! БРАТСТВО!» Все засвистели; некоторые начали петь, громко и неумело: «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов…» Едва ли кто-то из присутствующих выглядел как измученный голодом человек, но это напомнило мне о том, что я ничего не ел с двух часов. Я надеялся, что мне не придётся голодать в течение слишком долгого времени, а затем, подумав о времени, вспомнил, что записывающее устройство сможет работать не так уж долго, и задался вопросом: что произойдёт, если они узнают о нём? Вышвырнут меня отсюда так, чтобы после приземления на мне живого места не осталось? Или просто ликвидируют? Впрочем, на самом деле у меня не было причин волноваться — это устройство я собирал сам, используя свою руку номер три, и никто, кроме специалиста по микромеханике, не смог бы догадаться, что оно собой представляет.

Затем начались речи.

Количество смысла, содержащегося в этих речах, приближалось к нулю. Один малый предложил, чтобы мы плечом к плечу двинулись маршем к резиденции Надсмотрщика и потребовали соблюдения своих прав. Только представьте себе такую картину. Нам пришлось бы добираться до резиденции в капсулах транспортного туннеля, а затем поодиночке выбираться наружу на личной станции Надсмотрщика. Или, может быть, нам следовало надеть скафандры и тащиться по поверхности до расположенного рядом с резиденцией наружного воздушного шлюза. Если в вашем распоряжении имеется лазерный бур и огромное количество энергии, то вы, конечно, можете вскрыть любой из воздушных шлюзов — а как вы собираетесь потом спуститься вниз? Будут ли работать лифты? Использовать аварийные подъёмники буровых установок и прорываться вниз любыми средствами? А что потом? Взламывать ещё один шлюз?

Меня отнюдь не увлекала мысль о том, чтобы заниматься такими вещами в вакууме, — слишком много несчастных случаев происходило из-за неисправностей в скафандрах, особенно если кто-то намеренно прилагал руку к подобным неисправностям. То обстоятельство, что места с нулевым давлением оказывают весьма благотворное влияние на хорошие манеры, было одной из тех вещей, которые выяснились сразу после появления на Луне первых кораблей со ссыльными. Бригадиры или десятники со скверным характером задерживались на своём посту не дольше нескольких рабочих смен; обычно с ними происходил несчастный случай, а начальство рангом повыше быстро усвоило, что если оно будет проявлять излишнее любопытство в отношении этих несчастных случаев, то с ним самим тоже может произойти несчастный случай. Такие инциденты уносили в год до семидесяти процентов руководителей низшего звена. Зато те из них, кто оставался в живых, сделались людьми очень милыми. Я не имею в виду, что они были пассивными или безвольными — такие качества тоже не слишком подходят для Луны. Просто они вели себя достаточно разумно.