Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом - [5]

Во время своего знаменитого путешествия Парк подсчитал, что соотношение рабов и свободного населения в регионах, через которые он следовал, составляло примерно три к одному. Невольники относились к двум категориям: те, кто родился в этом статусе, и те, кто стал рабом, попав в плен на войне, в результате неплатежеспособности или будучи наказанным за какое-либо преступление.

В то время в Африке были распространены регулярные рынки для покупки и продажи рабов, как впоследствии они существовали в американских городах Александрии и Новом Орлеане. Мунго Парк также отметил следующий интересный факт: в глазах африканского покупателя стоимость невольника возрастала пропорционально его удаленности от места рождения. Когда рабы оказывались всего в нескольких днях пути от своих домов, им часто удавалось сбежать. Если же путь до их родных жилищ лежал через несколько королевств, это затрудняло побег, и они легче примирялись со своим положением.

То же самое и по той же причине происходило и во времена рабства в Америке. Например, с 1820 по 1830 год в Вирджинии рабы продавались по цене от пятидесяти до трехсот долларов за душу, в то время как за этого же невольника в Новом Орлеане могли отдать от восьмисот до тысячи двухсот долларов. Эта разница объяснялась сельскохозяйственными условиями, поскольку в то время трудоспособный раб на сахарной плантации в Луизиане мог заработать для своего хозяина двести долларов в год, и это сверх расходов на его содержание. Разница в цене в значительной степени объяснялась и тем, что в Луизиане раб в обычных условиях был лишен всякой надежды обрести свободу[25].

«Рабы, которых покупают европейцы на побережье, – продолжает Мунго Парк, – в основном такого рода (т. е. из внутренних районов. – Прим. авт.). Иных приобретают в ходе мелких войн, которые происходят вблизи побережья, но гораздо чаще невольников привозят большими партиями из самых дальних уголков страны, названия которых ничего не скажут европейцу».

В Африке, как впоследствии и в Америке, несклонные к побегу рабы с кротким нравом оставались у свои хозяев навсегда, а тех, кто проявлял недовольство, продавали куда-нибудь в отдаленные регионы. Таким образом, становится понятно, как работорговля внутри страны превратилась в масштабный экспорт живого товара за рубеж. Самых несговорчивых невольников отправляли в Америку.

По пути из сердца страны обратно к побережью Мунго Парк присоединился к каравану купцов, у которых среди прочих товаров были невольники, впоследствии обменянные на европейский ром и табак. Уход за рабами, условия их содержания и способы транспортировки мало чем отличались от тех, которые спустя несколько десятилетий были в ходу в Америке, на одной из старых рабовладельческих дорог, протянувшейся от Александрии, штат Вирджиния, до Натчеза, штат Миссисипи, хотя африканское путешествие было во многих отношениях более трудным[26].

Во время долгого и утомительного странствия из сердца Африки к побережью Мунго Парк имел возможность познакомиться со всеми этапами работорговли, в том виде, в каком она тогда существовала. Он подробно рассказал о жизни, мыслях и чувствах несчастных невольников, которых он, казалось, понимал и к которым испытывал сочувствие. Вот как он описывает группу пленников, в какой-то момент присоединившихся к каравану:

Одиннадцать невольников признались мне, что были рабами с младенчества, но двое других отказались рассказать о своей прежней жизни. Все они были очень любознательны, но поначалу смотрели на меня с недоверием и неоднократно спрашивали, не являются ли мои соотечественники каннибалами. Им очень хотелось знать, какая судьба ожидает рабов после того, как они пересекают соленую воду. Я сказал, что им предстоит заниматься земледелием, но пленники не поверили мне, и один из них простодушно обронил: «Неужели вы ходите по такой же земле, как наша?» Невольники были убеждены в том, что белые покупают рабов для того, чтобы съесть или продать другим каннибалам. Естественно, это заставляло пленников бояться конечного пункта своего путешествия, а продавцам приходилось держать их в кандалах, чтобы пресечь попытку побега.

В другой раз один невольник занемог. Он так плохо себя чувствовал, что уже не мог идти дальше, поэтому торговец обменял его на молодую девушку, принадлежавшую одному из горожан. Парк так описывает этот эпизод:

Бедная девушка не знала о том, что ее судьба решена, до тех пор, пока утром все свертки не были увязаны и повозка не была готова к отъезду. Она пришла вместе с другими посмотреть, как отправляется караван. Хозяин взял ее за руку и передал одному из торговцев. Никогда прежде я не подозревал, что спокойное лицо может столь внезапно исказиться гримасой ужаса, как в момент, когда ей на голову водружали груз и закрепляли на шее веревку. Отчаяние, с которым она прощалась с подругами, произвело на меня неизгладимое впечатление.

Страх африканского раба быть отправленным на невольничьи рынки прибрежных городов похож на тревогу, которая постоянно преследовала невольников в Мэриленде, Вирджинии и других пограничных штатах, ведь рано или поздно любого из них могли продать на Дальний Юг. Самые душераздирающие сцены в жизни рабов на Юге происходили, когда хозяева из-за долгов или других невзгод были вынуждены разлучать семьи и продавать своих людей. Не только разрыв детей с родителями или мужей с женами делал эти сцены горестными, оставляя неизгладимое впечатление, – часто рабам было так же тяжело расставаться с хозяином и членами его семьи, к которым за годы совместной жизни они успели привязаться. Это чувство печали выразилось в словах старой плантаторской песни, родившейся в Вирджинии: