Этот том является результатом серии статей, посвященных случаям из моей жизни, которые были опубликованы одна за другой в журнале «Аутлук»*[1]. По мере того, как они появлялись в этом журнале, я постоянно удивлялся количеству обращений ко мне со всех уголков страны с просьбой навсегда сохранить статьи в виде книги. Я очень благодарен «Аутлук» за разрешение удовлетворить эти просьбы.
Я пытался рассказать простую, откровенную историю, без прикрас. Я сожалею лишь о том, насколько несовершенной была моя попытка сделать то, что я пытался сделать. Большая часть моего времени и сил уходит на работу в Педагогическом и Индустриальном Институте Таскиги*, а также на поиски средств, необходимых для поддержки этого учреждения. Многое из того, о чем я рассказал, было написано в поезде, в гостиницах или на вокзалах, пока я ждал поездов, или в те редкие моменты, которые мне удавалось выкроить из плотного рабочего графика в Таскиги. Без кропотливой работы и великодушной помощи господина Макса Беннета Трашера* я не смог бы достичь сколь-либо удовлетворительного результата.
Букер Т. Вашингтон
Подробности ранней жизни мистера Вашингтона, откровенно изложенные в книге «Воспрянь от рабства», не дают полного представления о его образовании. Он действительно получил образование, доступное цветному молодому человеку в Хэмптоне, о чем и написано в автобиографии. Но читатель не сможет сделать из этого вывод о его интеллектуальном наследии, поскольку для самого мистера Вашингтона это, возможно, не столь очевидно, как для человека со стороны. Правда в том, что в самый восприимчивый период жизни он прошел весьма необычную подготовку, которую посчастливилось получить лишь немногим представителям его поколения. Для понимания важности этого образования нужно начать с Гавайских островов, за полвека или более до настоящего момента[2]. Там Сэмюэл Армстронг*, чьи родители были миссионерами, заработал достаточно денег, чтобы оплатить свою учебу в американском колледже. Вооружившись этой небольшой суммой и подобающей делу серьезностью, он поступил в Уильямс Колледж*, ректором которого был Марк Хопкинс*. В то время в Уильямс Колледже было много хорошего для молодежи, как и сегодня, но самым главным преимуществом этого учебного заведения была сильная личность его знаменитого ректора. Не каждый студент способен извлечь пользу из общения с великим учителем, но, возможно, под влияние доктора Хопкинса никогда прежде не попадал ученик, способный научиться столь многому у своего наставника. Армстронг жил в семье ректора Хопкинса, и такое обучение никак нельзя назвать обычным; этот опыт непосредственно повлиял на формирование его собственного волевого характера, оригинальность и силу которого мы только начинаем осознавать.
В свою очередь, Сэмюэл Армстронг, основатель Хэмптонского института*, стал заниматься просвещением молодежи. Ему приходилось работать с очень сырым материалом, и, несомненно, большинство его учеников не смогли получить от него величайших уроков; но так же, как он сам когда-то был исключительно восприимчивым учеником доктора Хопкинса, так и Букер Вашингтон* стал его на редкость способным учеником. Таким образом, на становление личности мистера Вашингтона оказали влияние миссионерский пыл Новой Англии* и сила одной из наиболее выдающихся фигур в современном образовании, а также всеохватывающие моральные принципы самого генерала Армстронга. Эти влияния и по сей день легко прослеживаются в характере Букера Вашингтона теми людьми, которые знали доктора Хопкинса и генерала Армстронга.
Я получил представление о характере мистера Вашингтона из очень простого инцидента много лет назад. Я никогда его не видел и мало что о нем знал, кроме того, что он был директором школы в городе Таскиги, штат Алабама. У меня был повод написать ему письмо, в котором я обратился к нему «Ваше преподобие Букер Т. Вашингтон». В его ответе не было упоминания о моем обращении к нему, как к священнослужителю. Но когда в своем следующем письме я продолжил обращаться к нему подобным образом, в его ответном письме был постскриптум: «Я не претендую на титул “Ваше преподобие”». Я был знаком с большинством цветных людей, которые являлись в то время выдающимися лидерами своей расы, но все они были либо политиками, либо священнослужителями; и я не слышал ни об одном директоре крупной школы для цветных, который не был бы проповедником. «Новый тип человека в цветном мире, – сказал я себе, – новый тип человека, несомненно, если он рассматривает свою задачу как экономическую, а не богословскую». Я написал ему письмо с извинениями за то, что принял его за священнослужителя.
Когда я впервые приехал в Таскиги, меня попросили выступить с обращением к школе в воскресенье вечером. Я сидел на платформе в большой часовне и смотрел на тысячу цветных лиц, а хор из ста, а то и более человек позади меня пел знакомую религиозную песню, и все присутствующие с удовольствием присоединились к хору. Я был единственным белым человеком в помещении. Эта сцена и пение произвели на меня неизгладимое впечатление. Мистер Вашингтон встал и попросил их петь одну за другой старые песни, с которыми я был знаком всю свою жизнь, но я никогда раньше не слышал этих песен в исполнении тысячи голосов, и тем более из уст образованных чернокожих. Я ассоциировал их с черными прошлого, а не с черными, которые стремились достичь лучшего положения. Мне на ум приходили образы плантации, хижины, раба, а совсем не вольноотпущенника, стремящегося получить образование. Но на плантации и в хижине эти песни никогда не пели так, как их пела эта тысяча студентов. Я вспомнил все старые плантации, которые мне доводилось видеть, вся история чернокожих пронеслась у меня в голове; и я как никогда прежде ощутил невыразимый пафос их жизни, нашедший отражение в этих песнях.