Восстание теней [Восхождение тени] - [245]

Всё так ошеломляло его, что принц заметил её только в этот самый момент — ту, про кого он пытался вспомнить, — королеву. Сейчас они с королём двигались прямо к ней сквозь мерцающее сияние, подобное блеску самого яркого солнечного дня, хотя в зале и царила прохлада и даже гулял ветерок. Когда они подошли достаточно близко, Баррик увидел, что королева усажена в одно из двух каменных кресел, тело её накренилось, будто женщина была мертва; другой трон пустовал. Казалось чудовищным, что король оставил её вот так — и нелепым, и неуважительным. В Баррике проснулось острое желание подойти и устроить её прямо, утвердить её в позе, приличествующей существу такого своеобразного неловкого изящества.

— Почему она… мой лорд?

Иннир остановился и опустился на колени. Сперва Баррик решил, что король совершает некое ритуальное действо, дабы выразить своё почтение или оплакать её, но потом понял, что ему трудно дышать. Баррик бросился вперёд и попытался помочь королю подняться, но Иннир был слишком высок ростом и слишком слаб. В конце концов Баррик просто присел на корточки рядом и обнял его, изумляясь, что чувствует настоящие мышцы и кости под ветхой одеждой. Король, пусть и в странном своём величии будто не принадлежал ничему земному, в конце концов оказался существом из плоти и крови, и он умирал. Мир, сумеречные земли, даже зеркальный зал уплыли куда-то на край сознания Баррика, исчезли. Сейчас вокруг не осталось ничего — лишь король, он сам и его выбор.

— Да, — произнёс он. — Я решил, и я говорю "да".

Дыхание короля чуть выровнялось.

"И однако, ты должен быть уверен, — наконец проговорил он. — Такого никогда ещё не случалось — возможно, что, приняв Огнецвет, ты погибнешь. А если он перейдёт к тебе, то избавить тебя от него сможет только смерть. Ты станешь живой летописью, преследуемой памятью всех моих коронованных предков до самого твоего последнего дня на земле”.

Теперь Баррику пришлось сражаться со своим телом за глоток воздуха.

— Я понимаю, — он наконец выиграл эту битву. — Я уверен.

Иннир печально покачал головой.

"Нет, сын мой, не понимаешь. Даже я не могу до конца уяснить, что же даровал нам Горбун, а я прожил с его даром всю свою долгую жизнь, — король поднялся на ноги, но когда Баррик хотел сделать то же самое, Иннир отрицательно качнул головой и жестом показал, чтобы принц оставался сидеть на полу. — Но всё случилось как и должно было случиться, и всё происходит согласно предначертанному: Сакри, я, ты — и нити глупого решения и странного случая, связавшие наши семьи”.

— Что мне нужно сделать? — волна страха захлестнула Баррика — не оттого, что Огнецвет мог причинить ему боль, но что он обманет ожидания Иннира, что окажется недостаточно силён, чтобы принять отдаваемое ему.

"Ничего".

Необыкновенный свет залил комнату, багряный, как последние лучи вечернего солнца. Мгновением позже Баррик понял, что сияет не весь зал, просто источник находится очень близко к нему: свет окружал голову Иннира как туман — вершину горы. Высокий король наклонился и взял лицо Баррика в ладони, а затем прижался сухими холодными губами ко лбу юноши точно посередине, чуть выше глаз. На миг принц решил, что мягкий свет каким-то образом впитался в его тело, потому что всё вокруг него — Иннира, запылённые зеркала, потолочные балки с резьбой, изображающей ветви, отягощённые листвой и ягодами — окрасил тот же самый фиалковый свет.

— Что? — Баррик сморгнул. Прогудел колокол — да, наверняка колокол: такой громкий, глубокий звук! — Что я… — колокол прогудел опять; но, вдруг понял юноша, это никак не мог быть колокол, потому что на деле никакого звука он не слышал. И всё же принц чувствовал, как мощный гул пробирает до костей.

"Спи, дитя, — произнёс Иннир, продолжая удерживать его голову. — Всё уже началось…"

А потом все звуки исчезли для Баррика, кроме долгого вибрирующего звона его мыслей, биения сердца, бухающего громко и сильно, не слабее, чем поток ледяной воды, пробивающий себе путь по венам гор, боли, обжигающей морозом, и черепа, трещащего с каждым новым ударом… ударом… ударом… В конце концов, измученный борьбой, пронзённый мигом агонии, растянувшимся в бесконечности, он провалился в обитель немой тьмы.

Безволосое, похожее на человека существо стояло и смотрело на Баррика сверху вниз; по лицу его плавали тени, отбрасываемые трепещущим светом ламп. Нет, это было не одно существо — оно состояло из многих и многих, слегка просвечивающих фигур. Что-то зашептало ему — беззвучный голос, щекочущий мысли: “Харсар так предан, но никогда не удостоится полного доверия, Каменный Круг потерял слишком много в Великом поражении…”

Затем голос в его мыслях умолк и фигуры перед ним вновь слились воедино — в слугу короля, Харсара. Некоторое время Баррик, у которого голова шла кругом, не мог ничего сообразить. Что произошло? Где он?

— Всё ещё в Зале зеркал, — ответствовал Харсар, хотя юноша не произнёс ни слова.

Принц видел, как двигаются губы слуги, слышал его выверенно ровный голос ушами, и одновременно — в голове, где этот же голос произнёс несколько другое:

"Первый Камень уснул. Дочь Первого Цветка спрашивает о вас".