Восстание среднего класса - [30]

К концу 1990-х годов, однако, положение выглядело совершенно иначе. Если в восточноевропейских странах, строго следовавших неолиберальным рецептам, положение оставалось критическим, то в Финляндии безработица сократилась, росло производство, повысился жизненный уровень. Социальные программы сохранились– пусть и не такие щедрые, как раньше, но все же потрясающие воображение не только русских и американцев, но и европейцев. Несмотря на высокие налоги, северные страны вновь стали привлекательны для инвестиций.

Между тем, с точки зрения либеральной теории, финны все делали неправильно. Высокие налоги сохранялись, государство прямо участвовало в производственных и научных программах, сохраняя изрядную долю собственности, социальные расходы оставались на высоком уровне. По логике идеологов, такое поведение должно было закончиться катастрофой. Как назло, к началу XXI века Финляндия опередила Соединенные Штаты и по темпам роста экономики, и по размаху технологической революции.

Не то чтобы всеобщее увлечение «свободным рынком» обошло Финляндию стороной. Но в скандинавских странах слишком привыкли к социал-демократическому образу жизни. Глубокое отторжение обществом неолиберальных подходов создавало культурно-политическую среду, в которой практически невозможно было последовательно проводить подобную программу. Посягательства на бесплатное образование воспринимались как безумие, политики, обещающие снизить налоги, вызывали раздражение избирателей.

В разгар кризиса сменявшие друг друга финские правительства сделали ставку не на свертывание социальных программ и тотальную приватизацию, а на развитие информационных технологий, которые должны были компенсировать сокращение традиционной промышленности.

В Соединенных Штатах технологический рывок тоже был первоначально профинансирован государством. Предшественник Интернета, как известно, был создан как структура оборонного ведомства США. Даже позднее, когда сеть была рассекречена и открыта для доступа частных лиц, государство поддерживало ее функционирование до тех пор, пока сеть не разрослась настолько, чтобы стать способной к самоподдержанию. Точно так же технологии мобильной связи зародились в военно-промышленном комплексе, а уже потом стали общедоступными. Однако именно здесь мы видим принципиальное отличие между «калифорнийской» и «финской» моделями. В Америке общественный сектор тоже брал на себя основные расходы и риски, связанные с инновациями, но как только новые технологии и структуры становились коммерчески прибыльными, их приватизировали. Плодами успеха пользовался частный капитал. Это и есть основной принцип современного капитализма: риски и расходы социализируются, прибыль приватизируется.

Финское инакомыслие проявилось не в том, что правительство тратило деньги на исследования, а в том, что финское общество упорно не желало передавать в частные руки плоды коллективных усилий. Постепенная приватизация, разумеется, происходила, но масштабы технологической революции в общественном секторе оказались столь впечатляющими, что приватизация, проводившаяся с северной медлительностью, все больше отставала. Именно благодаря этому плоды технологической революции сделались в Финляндии в подлинном смысле слова общедоступными.

К концу 1990-х годов спад в Финляндии был преодолен, долги успешно выплачивались, финская марка снова сделалась надежной валютой, инфляция сократилась до минимального уровня, а темпы роста составили 6 % – выше, чем в США во время последнего «бума».

«Калифорнийская модель» строит сеть как гигантский виртуальный супермаркет. Финская – как огромную библиотеку. В первом случае речь идет о покупке товаров, во втором – о доступе к знаниям, информации и социально-необходимым услугам. Для одних информация – товар, как любой другой. Для других– общее достояние, часть человеческого знания.

В Калифорнии мир поразительных технологий соседствует с грязью, нищетой и уличной преступностью, как в знаменитом фильме «Бегущий по лезвию бритвы». Жители Лос-Анджелеса уверены, что мир будущего, изображенный в этом шедевре киберпанка, не слишком отличается от их настоящего. Конфликт, соперничество, конкуренция подстегивают развитие, но оборачиваются всплесками агрессии и разрушения. Фирмы ведут смертельную борьбу друг с другом, переманивая специалистов. Если на вершине пирамиды оказалась, пусть и ненадолго, «новая экономика» с ее поразительными возможностями, то в основании – полурабский труд миллионов нелегальных эмигрантов.

С некоторых пор успех Финляндии стал уже больше, нежели частным случаем, исключением из общего правила. Финское «инакомыслие» не просто не вписывалось в общий порядок, но и стало выглядеть своеобразным вызовом, альтернативой. Оказывается, не просто можно «идти другим путем», но и добиваться на этом пути успехов. Вопрос в том, как долго может сохраниться островок благополучия на фоне нищеты и безобразия?

Рано или поздно подобные исключения сами станут правилом. Не потому, что мир сделается похожим на разросшуюся до глобальных размеров Финляндию, а потому, что появятся новые, более радикальные альтернативы.