Восстание на Боспоре - [23]

– Кто это? – встревоженно спрашивают друг друга разряженные горожане.

Для них смелый бегун показался настоящим троглодитом с берегов гнилого озера Бук.

Камасария удивленно вскинула подчерненные брови, сообразив, что на ристалище допущен недосмотр. Но и она была далеко не чужда спортивному азарту. Половина крови в ее жилах была эллинской. И, увидев ту легкость, с которой «дикий» бегун обошел всех и вот уже готов был коснуться ногой заветного предела, не могла не улыбнуться одобрительно. Это заметили окружающие, и гомон восхищения раздался за ее спиною.

Но распорядители соревнований все поняли по-своему. Они уже ждали злосчастного победителя и, как только он пересек конечную черту и, описав дугу, хотел шмыгнуть в толпу, схватили его за руки.

– Кто ты такой, бродяга? – вне себя вскричал дворцовый сотник, наблюдавший за порядком на поле. – Откуда ты и кто разрешил тебе бежать вместе с другими?

Подбежали вооруженные люди. Проклятия посыпались дождем вместе с тумаками на голову победителя. Было ясно, что оборвыш не из числа подготовленных к соревнованиям «приличных» юношей. Он выглядит дикарем, и следовало разобраться, с какой целью и кто подсунул его на глаза высочайшим особам и заморским гостям.

– Это бунт! – ворочал глазами царский сотник. – Это самовольство! Я с тебя шкуру спущу!.. Я…

– Да подожди ты, друг, – спокойно вступился другой сотник, – надо узнать, что скажет царица. Ведь она же видела это и непременно что-то решит.

– Знаю я это решение, Фалдарн. Нарушителя порядка и бунтаря – в железный ошейник и в каменоломни! А нам с тобою – нагоняй!

Но Камасария решила иначе. Подумав, приказала привести к ней победителя в беге.

– Ой, горе мне, – негромко, но с отчаянием в голосе жаловался толстый мужчина, щуря больные, воспаленные глаза, – ведь я же старшина селения, а этот балбес – мой подопечный. Не быть мне теперь комархом. Ладно, если посадят на цепь, а то забьют насмерть палками…

Юношу подвели к трону. Камасария хотела нахмуриться, но еле сдержала смех, оглядев нескладную фигуру парня, и сразу же определила его возраст. По годам он не мог участвовать в соревнованиях, хотя и обогнал ростом своих сверстников. Вытянувшийся подросток, но какой!.. В душе царицы боролись смех и досада. Откуда он? Одни волосы стоили того, чтобы на них взглянуть. Это была свалявшаяся пакля, тусклая от грязи, выгоревшая на солнце. Но из-под нечесаных патл весело и ярко светились зеленоватые, чистые, как кристаллы, глаза. Длинный весноватый нос облупился, девственный рот тяжко дышит, видны свежие, ровные зубы. Но одежда его в подлинном смысле ужасна. К ней не рискнул бы притронуться даже городской раб. Она напоминала нечто подобное куче грязных тряпок, какие-то лоскутья, связанные лыком.

– Великий Зевс! – не утерпел старший Перисад, придя в себя от хмельной дремоты. – Что это?.. Я сплю и вижу это чучело или это наш шут вылез из мусорной ямы? Я утром приказал бросить его туда за глупые шутки.

Приезжие из других городов, заморские гости коварно щурились и многозначительно переглядывались. Камасария любила выставить себя как радетельницу своих подданных и примерную хозяйку. И говорила при этом: «Я слишком расчетлива и осторожна, чтобы держать рабов и слуг в голоде и нужде. Известно, что грязный раб – это дурной запах, а голодный – дурные мысли!.. Я слежу сама за всем, начиная от чистки лошадей и кончая жизнью рабов. И не допускаю увидеть неряшливого раба, как и грязную лошадь». И вдруг откуда-то из непросматриваемых уголков Боспорского царства появляется такой отличный бегун, молодой сатавк, сеятель золотого скифского хлеба, вид которого свидетельствует не о простой нищете, а о ее крайней степени, приближающей человека к уровню самых низших животных. Тщательно замалчиваемая и прикрываемая красивыми фразами правда о том, как живет под боспорской короной угнетенный народ, вылезла на свет дневной, как шило из мешка. И этим типом оказался вот этот парень.

Все это мелькнуло в голове старой царицы, и она, не переставая улыбаться, приказала найти хозяина или родственника победителя.

– Он получит венок, этот бегун, – определила она, – ибо он победил и никто не вправе отнять его награду! Да!.. Но я хочу спросить его родителей – почему он такой неряха?

Патлатый юноша не замечал своей непредставительной внешности. Он, в конце концов, выглядел так же, как и большинство в их деревне. Но он не мог оторваться от созерцания ослепительно красивых, как ему казалось, людей-божеств, одетых в невиданные одежды. Они имеют белые лица и удивительные руки – тонкие, нежно-розовые, какие могут быть лишь у бесплотных духов, но не у людей!.. Что можно брать такими руками? Ими нельзя работать в поле, заступ вывалится из них. Такими руками можно прикасаться разве к этим вот блестящим одеждам, которые напоминают небо, и огонь, и весеннюю степь, украшенную цветами, и вечерние закаты, и радугу после дождя…

В широко открытых глазах юного дикаря светилось столько искреннего изумления и простодушного восторга, непосредственности и беззлобия, что старая царица, несмотря на свои опытность и возраст, сочла себя польщенной.