Восстание Болотникова 1606–1607 - [7]
Но для характеристики взглядов Ключевского на восстание Болотникова существенно не то, что Ключевский и в этом вопросе остается на позициях буржуазной науки, а то, что в рамках буржуазной науки он все же сумел подняться до понимания классового характера восстания Болотникова, порвав с метафизическими схемами своих предшественников[33].
Последним крупным представителем буржуазной исторической науки в историографии восстания Болотникова является Платонов. Как историк восстания Болотникова Платонов выступает в качестве непосредственного продолжателя Ключевского. Взаимные отношения Ключевского и Платонова можно определить формулой: Платонов реализовал в своих «Очерках по истории Смуты» ту схему «Смуты», которую выдвинул Ключевский.
Платонов полностью воспринимает тезис Ключевского о социальном характере восстания Болотникова как восстания «низших классов» против «высших», сосредоточивая в своей характеристике восстания Болотникова внимание именно на раскрытии социальной природы восстания[34]. При этом, исходя в своем анализе из тезисов Ключевского, Платонов вместе с тем развивает и углубляет отдельные моменты его схемы. Сказанное относится прежде всего к вопросу о предпосылках восстания Болотникова. Если Ключевский ищет корней «социального разлада» «Смутного времени» «в тягловом характере московского государственного порядка»[35], то Платонов переносит разрешение вопроса о предпосылках восстания Болотникова в плоскость взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами, подчеркивая, что «в междоусобии 1606–1607 гг. впервые получила открытый характер давнишняя вражда за землю и личную свободу между классом служилых землевладельцев, которому правительство систематически передавало землю и крепило трудовое население, и с другой стороны — работными людьми, которые не умели отстаивать другими средствами, кроме побега и насилия, своей закабаленной личности и «обояренной пашни»»[36].
К числу заслуг Платонова как историка восстания Болотникова следует отнести и его анализ программы Болотникова. Используя в качестве источника для ознакомления с программой восстания Болотникова грамоты патриарха Гермогена, Платонов видит существо программы восстания Болотникова в том, что «Болотников первый поставил целью народного движения не только политический, но и общественный переворот»; что участники восстания Болотникова желали «не только смены царя, но и коренного общественного переворота, именно истребления руководящих политическою и экономическою жизнью государства общественных слоев»[37].
Сопоставляя характеристику программы восстания Болотникова, даваемую Платоновым, с заявлением Ключевского о том, что «низшие классы» «добивались в смуте не какого-либо нового государственного порядка, а просто только выхода из своего тяжелого положения, искали личных льгот, а не сословных обеспечений»[38], — необходимо признать, что и в вопросе о программе Платонов более глубоко и последовательно проводит мысль о социальном характере восстания Болотникова.
Наконец, анализ с позиций «классовой» схемы Ключевского основных этапов восстания Болотникова позволил Платонову показать классовый характер борьбы между Болотниковым и Василием Шуйским и — что особенно существенно — связать борьбу внутри лагеря восставших с позициями и интересами определенных классовых групп и группировок.
Необходимо признать большую ценность исследования Платонова. Но вместе с тем следует подчеркнуть, что и Платонов не разрешает проблемы восстания Болотникова. Выступая с позиций прогрессивной теории Ключевского о классовой природе «Смуты» и восстания Болотникова, Платонов, однако, далек от признания закономерного характера и определяющего значения классовой борьбы в ходе исторического развития. Поэтому, хотя Платонов и ищет корней восстания Болотникова в отношениях между землевладельцами и крестьянами, у него отсутствует момент необходимости и неизбежности такой формы разрешения классовых противоречий между крестьянством и феодалами, какой явилось восстание Болотникова.
Именами Татищева, Щербатова, Карамзина, Соловьева, Костомарова, Ключевского и Платонова исчерпывается список тех представителей дворянско-буржуазной исторической науки, которые с большим или меньшим правом могут быть названы историками восстания Болотникова.
Вряд ли можно признать особенно плодотворными итоги изучения восстания Болотникова в дворянско-буржуазной историографии. Для большинства писавших о Болотникове остались непонятными ни природа восстания, ни его историческое значение. Лишь Ключевский и вслед за ним Платонов приблизились к раскрытию крестьянской природы и антикрепостнической сущности восстания Болотникова. Но и для них восстание Болотникова продолжает оставаться одним из моментов «Смуты», и только.
В общих воззрениях дворянско-буржуазных историков на восстание Болотникова следует искать и ответа на вопрос о причинах неразработанности конкретной истории восстания Болотникова. История крестьянского восстания против феодального гнета не могла рассчитывать на усиленное внимание к себе со стороны представителей дворянско-буржуазной исторической науки. Этим можно объяснить и то, что, как сказано, специальные исследования о восстании Болотникова отсутствуют вовсе, и то, что с выходом в свет в 1899 г. «Очерков по истории Смуты» Платонова, по существу, прекращается изучение восстания Болотникова дворянско-буржуазными историками.
