Воспоминания японского дипломата - [89]

США рассматривали продвижение Японии в южный Индокитай как решающий поворот в ее политике и поэтому, вполне естественно, ощущали настоятельную необходимость определить свой курс действий. Случилось так, что именно в это время президент Рузвельт должен был встретиться с премьер-министром Черчиллем, и, начиная с 9 августа, они в течение недели проводили Атлантическую конференцию в открытом море. Детали этой "встречи на плаву” обнародованы еще не полностью, но, согласно меморандуму¹, представленному Комиссии по расследованию событий в Перл-Харборе участником Атлантической конференции заместителем госсекретаря Уэллесом, один из пунктов, согласованных президентом и премьер-министром, касался организации параллельной ультимативной акции в отношении Японии. Как свидетельствует меморандум Уэллеса, президент ознакомил Черчилля с японским вариантом соглашения, представленным послом Номура госсекретарю Хэллу 6 августа, и различные альтернативные варианты стратегии в отношении Японии были обсуждены. В конце концов, стороны пришли к решению не отвергать сразу и полностью предложение Японии, но сделать ей строгое предупреждение и в то же время продолжать переговоры. Как сообщал Уэллес, Рузвельт по этому поводу заявил о своей уверенности в возможности отложить таким образом начало войны с Японией на тридцать дней. Дэвис и Линдли высказываются по этому вопросу более конкретно[83]^[84]: когда Черчилль выразил опасение относительно того, что едва ли можно будет надеяться на дальнейшую передышку, Рузвельт ответил: “Думаю, смогу подурачить их (японцев) еще месяца три" (согласно этим авторам, "дурачить" было любимым словечком президента).

В этой связи интересным представляется тот факт, что, принимая посла Номура 3 сентября, президент Рузвельт, как докладывал посол, категорически заявил (и даже обосновал свое заявление), что на его встрече с премьер-министром Черчиллем содержание японо-американских переговоров не затрагивалось[85]. По всей видимости, Рузвельт действительно сделал такое заявление, ибо в ином случае у посла Номура не было бы никаких оснований докладывать о нем. Значение, которое придавал Рузвельт этому не соответствующему действительности заявлению, не следует игнорировать. Так или иначе, предупреждение, о котором упоминал Уэллес, было зачитано президентом послу Номура 17 августа. Составленное в очень жестких выражениях, оно гласило, что, если Япония предпримет какие-либо дальнейшие шаги, следуя политике или программе установления посредством силы или угрозы силой своего военного господства в соседних странах, то США немедленно прибегнут к любым акциям, которые будут признаны необходимыми. Согласно послу Номура, президент, зачитав это предупреждение, заметил, что ему было неприятно говорить такие вещи, но он их говорит, ибо считает, что это пойдет на пользу обеим странам.

Второй документ, переданный президентом послу Номура 17 августа, касался предложенной послом встречи глав государств и возобновления переговоров. После детального изложения событий с того момента, как Япония начала продвижение на юг Индокитая, в документе заявлялось, что, если правительство Японии желает и может прекратить свои экспансионистские действия и взять на вооружение программу мира для Тихоокеанского региона, то правительство США "будет готово рассмотреть вопрос о возобновлении неофициальных дискуссий по изучению ситуации, которые были прерваны в июле". Однако, говорилось далее в документе, правительство США сочло бы полезным, если бы до возобновления таких дискуссий правительство Японии сделало более четкое, чем это делалось раньше, заявление о своих позициях и планах, "подобно тому, как Правительство (США) неоднократно доводило до сведения Правительства Японии свои позиции и планы”. Согласно докладу посла Номура, президент, передавая ему этот документ, заметил, что он не может, как предложил принц Коноэ, поехать в Гонолулу для встречи с глазу на глаз, но, может быть, смог бы поехать в Джуно.

В ответ на эти документы правительство Японии 26 августа направило послу Номура адресованное президенту Рузвельту послание премьера Коноэ, а также пространное изложение мирных намерений Японии. Когда посол 28 августа встретился с президентом для передачи этих сообщений, Рузвельт, как докладывал Номура, даже стал рассуждать о возможных сроках и местах встречи с премьером Коноэ, явно “дурача” Японию. (Если судить по докладам Номура, президент "дурачил” нас очень изящно, подобно великому актеру, играющему Мольера. Впоследствии обитатели Кремля в сходной манере через нашего посла морочили нам голову в связи с Тегеранской и Ялтинской конференциями, но в моих глазах Рузвельт остается актером более высокого класса). Кабинет Коноэ, окрыленный столь добрыми предзнаменованиями встречи, уже стал готовить свиту для сопровождения премьера на американскую территорию.

Однако вскоре возможность встречи глав государств стала представляться весьма сомнительной. 3 сентября президент передал послу Номура свой ответ принцу Коноэ, в котором указывалось, что он не может "не видеть признаков наличия в некоторых кругах Японии концепций, которые в случае своего широкого распространения могут поставить препятствия на пути успешного сотрудничества между Вами и мной”. При таких обстоятельствах, отмечал президент, он вынужден предположить, что в целях успеха предложенной встречи желательно предпринять меры предосторожности, а именно "попытаться немедленно приступить к предварительному обсуждению фундаментальных и важных вопросов, по которым мы стремимся достичь согласия".