Воспоминания японского дипломата - [74]

Вопрос о моей отставке поднимался и впоследствии, но, поскольку я стоял на своем, меня в конце концов оставили в покое. Официальная причина моего отказа подать в отставку изложена выше, но, честно говоря, мне главным образом хотелось досадить Мацуока за грубые методы ведения дел. По возвращении в Японию я встречал многих, кто, помимо уволенных послов и министров-посланников, был обеспокоен кадровой политикой Мацуока, но, по всей видимости, никто из них не упрекнул его. Поэтому мне, пожалуй, импонировала идея слегка обеспокоить его и позлить.

Тем не менее, вскоре после первой беседы с Мацуока мне передали его пожелание выслушать мои соображения о ситуации в Европе. Мацуока, известный своей разговорчивостью, и на сей раз начал с лекции о внутреннем положении Японии, а затем стал вслух размышлять о возможном преемнике Коноэ. Наконец, он добрался до темы, ради которой и пригласил меня к себе, — о возможности заключения пакта о нейтралитете с СССР. Как я понял, за его вопросами стояло желание совершить поездку в Германию. Поэтому я сказал, что ко времени моего отъезда из Москвы до завершения переговоров по пакту о нейтралитете оставалось сделать лишь один шаг и что русские намекали на готовность дать обещание воздерживаться от предоставления помощи чунцинскому режиму при условии согласия Японии рассмотреть возможность своего отказа от прав на Сахалине. Далее я заявил, что советско-германские отношения совсем не хороши и что в отношениях с Германией Японии необходимо быть крайне осторожной. Эта беседа, как и предыдущая, длилась более полутора часов, из которых две трети времени ушло на разглагольствования Мацуока.

В январе следующего года Мацуока снова попросил меня придти к нему для беседы о положении в Европе, и я подробно изложил свои прежние соображения. Беседа опять-таки продолжалась примерно полтора часа, причем более трети времени говорил он. В то время[65] Мацуока только что вернулся из поездки в СССР, Германию и Италию и привез с собой в качестве сувенира советско-японский пакт о нейтралитете. Во время визита Мацуока намерения России были уже не те, что годом раньше, когда я вел переговоры в Москве. По-видимому, русские стремились застраховаться от наступательных действий Германии. После этой беседы с Мацуока я долго его не видел, и встретились мы только много лет спустя, уже после войны, в тюрьме Сугамо.

Вскоре после возвращения Мацуока из Европы, похоже, начались переговоры с Соединенными Штатами. Я искренне надеялся на их успех, но именно в это время распространились слухи о грядущей войне между Россией и Германией. Как мне доводилось слышать в то время, в министерстве иностранных дел многие, начиная с самого Мацуока, приуменьшали возможность такой войны. Я же и ранее указывал, что следовало внимательно следить за ситуацией, что война между СССР и Германией возможна, ибо желания Сталина и Гитлера были прямо противоположны, и что диктаторы имеют привычку ставить мир перед faits accomplis и уже потом пытаться найти им оправдание.

Во всяком случае 22 июня германские войска вторглись в Россию, и сообщение об этом вызвало серьезное беспокойство японского народа. Министр иностранных дел Мацуока хотел организовать нападение на Советскую Россию с двух флангов, но у него ничего не получилось, так как премьер Коноэ воспротивился этому плану. Как говорил мне некоторое время спустя принц Коноэ, он рассматривал возможность ликвидации Трехстороннего союза, поскольку тот утратил raison d'etre после того, как Германия без каких-либо консультаций с Японией начала войну против России и тем самым создала ситуацию, совершенно несовместимую с предположениями участников союза о вовлечении в него СССР. Однако от плана ликвидации Трехстороннего союза отказались из опасения перед неминуемой оппозицией со стороны японских милитаристов. По немецкой версии, Риббентроп во время пребывания Мацуока в Берлине вроде бы предупреждал его о возможности войны между Россией и Германией, однако мне об этом ничего не известно. В Токио высказывались различные мнения об исходе советско-германской войны.

Многие поклонники нацизма, например, в армии, предсказывали крах советского режима. Различные круги интересовались и моей точкой зрения. Отвечая на подобные вопросы, я говорил, что фундамент у Советской России очень прочный и рухнуть она не может, если только серия поражений не окажется слишком длинной. Далее, учитывая огромные размеры российской территории, я высказывал твердую убежденность в способности русских эвакуировать свое правительство и крупные промышленные объекты из зоны боевых действий. Поэтому я считал, что они смогут вести затяжную войну.

Война с Советским Союзом стала главной причиной поражения Германии в европейской войне. Сообщение о начале немецкого вторжения оказало оживляющее воздействие на Англию, да и США усмотрели в этом вторжении возможность привлечь Россию на свою сторону. С 1939 года США резко критиковали СССР за агрессию, клеймили как врага человечества, но с началом советско-германской войны сразу забыли о Финляндии, начали восхвалять его праведность и фактически вступили с ним в союз. Такая позиция Соединенных Штатов казалась эгоистичной, но при нынешнем, далеко не совершенном состоянии международного сообщества, ничего другого ожидать не следовало.