Воспоминания японского дипломата - [68]
На следующий день рано утром я посетил министра-посланника Ито в отеле "Бристоль” и сказал ему, что, вопреки расчетам сторонников Трехстороннего союза, он не будет способствовать урегулированию "Китайского инцидента”, а, скорее втянет Японию в какой-нибудь европейский конфликт. Далее я напомнил министру-посланнику, что германское предложение имеет в виду Англию и Францию, и поэтому из него ничего не выйдет, ибо целевые интересы Японии ограничиваются Советским Союзом. Я настойчиво призывал его немедленно вернуться в Токио и противодействовать заключению союза. На следующий день я выехал из Берлина в Москву, и на этом мое участие в решении проблемы укрепления Антикоминтерновского пакта закончилось.
Того Сигэнори с сотрудниками японского посольства в Москве, 1939 г.
Что касается давнего вопроса о заключении рыболовной конвенции, то переговоры о ней возобновились в феврале после моего возвращения в Москву. Я обнаружил, что Литвинов начал мало-помалу идти на уступки. Я, со своей стороны, принялся делать тоже самое, продвигаясь к заключению modus vivendi. Ни на одних из моих дипломатических переговоров мне не приходилось так много спорить, как в тот раз. Каждая беседа с Литвиновым продолжалась четыре-пять часов, и часто я сильно уставал от его пустословия. Однако, как сообщила мне жена, Литвинов сказал ей, что его удивляет моя разговорчивость.
Наконец, в апреле, буквально накануне открытия рыболовного сезона, соглашение было подписано. Поскольку в Токио одно время весьма опасались выхода японских судов на лов по собственной инициативе и, как следствие, разрыва отношений с СССР, министр иностранных дел позволил себе крайне необычный жест, направив мне послание с поздравлением и с благодарностью за чувство облегчения, которое он ощутил в связи с решением проблемы.
Покидая Литвинова после наших длительных бесед, я обычно встречал в его приемной британского посла Сидса, тоскливо ожидавшего своей очереди. Он начал появляться там в середине марта и, как правило, говорил мне: "Благодаря Вам, меня сегодня опять заставляют ждать". Должно быть, подумалось мне, ведутся какие-то важные переговоры, раз британский посол так часто приходит на беседы. Позднее я заметил, что он стал приходить в сопровождении французского посла. Поскольку все это происходило сразу же после заключения пакта о помощи Польше в конце марта, я понял, что они могут обсуждать только вопрос о трехстороннем сотрудничестве Англии, Франции и СССР. Постепенно в европейских политических кругах распространились слухи о содержании предстоящих переговоров. По моим наблюдениям, на обедах, устраивавшихся в Москве, британский посол каждый раз был в более мрачном настроении по сравнению с временем начала его переговоров с Литвиновым. В начале мая Литвинова неожиданно сместили, и народным комиссаром иностранных дел по совместительству был назначен председатель Совета народных комиссаров Молотов. По всем признакам стало очевидным, что завершение переговоров столкнется с огромными трудностями.
После вступления Молотова на пост народного комиссара иностранных дел оставался еще ряд вопросов, связанных с рыболовными и сахалинскими концессиями, но ни один из них не представлял собой какой-либо сложности. Однако Молотов лично уделял так много внимания переговорам даже о мало-мальски важных вопросах, что мне становилось неловко беспокоить столь занятого человека тривиальными делами. В то же время меня поражала его прекрасная осведомленность о них. Более того, в отличие от условий, существовавших при Литвинове, необходимости в затяжных спорах не возникало, и переговоры проходили довольно гладко. Однажды посол Сиде, посетив меня, совершенно серьезно заявил: "Я веду переговоры с Молотовым, но, похоже, у меня ничего не получается. У Вас же, по всей видимости, все идет прекрасно, и ваши переговоры быстро продвигаются вперед. Какую тактику Вы применяете?” В ответ я отметил, что, во-первых, Молотов, вопреки сообщениям министров малых стран, граничащих с Советским Союзом, не занимает высокомерную позицию и старается решать дела рациональными методами. Во-вторых, указал я, Литвинов был недостаточно близок к Сталину и часто выдвигал жесткие доводы, с которыми приходилось спорить, а затем резко отступал от своих слов, поскольку, по всей видимости, ему не удавалось получать у Сталина одобрение своей позиции. В результате наши споры, естественно, заходили в тупик. В отличие от Литвинова, Молотов, напротив, с готовностью шел на уступки, когда мое мнение представлялось ему правильным, что облегчало переговоры. Выслушав мои замечания, посол Сиде ответил: “Молотов не говорит на языке дипломатии”.
Что касается военного союза Англии, Франции и России, то российская сторона, по-видимому, находилась в благоприятном положении. Дело в том, что еще до переговоров с СССР Англия заключила пакт о взаимопомощи с Польшей, но предоставление военной помощи оказалось затруднительным ввиду географического положения двух стран: помощь с севера могла поступать в Польшу не иначе, как через Советский Союз. Поскольку в такой ситуации Англия стремилась заручиться сотрудничеством СССР, русские имели возможность настаивать на благоприятных для себя условиях. Фундаментальная политика Советского Союза состояла в том, чтобы способствовать усилению соперничества между капиталистическими странами, оставаясь при этом в стороне. Поэтому русские не видели большой необходимости в союзе с Англией и Францией и, судя по всему, манипулировали ими, как хотели. Помимо всего прочего, Польша, объект предлагавшейся помощи, отнюдь не желала получать таковую от России, и ее позиция создавала дополнительные трудности для переговоров.
