Воспоминания японского дипломата - [65]

Тем временем посол Риббентроп однажды довольно неожиданно пригласил меня на беседу. Ранее он был послом в Великобритании, но в то время находился в весьма своеобразных отношениях с министерством иностранных дел, располагая за его пределами собственным офисом. Риббентроп начал беседу с подробного рассказа о том, как он инициировал подготовку Антикоминтерновского пакта. Затем он заявил, что, будучи сторонником тесного сотрудничества между Германией и Японией, хотел бы периодически беседовать со мной tete-brtete, причем ему было бы желательно держать эти встречи втайне от германского министерства иностранных дел. Столь необычный подход мне не понравился, но я согласился на наши дальнейшие беседы.

Вскоре после этой встречи, в середине февраля, мы с супругой присутствовали на ленче, который давал фон Нейрат. В то утро газеты опубликовали сообщение об увольнении военного министра Бломберга и самого министра иностранных дел. Нейрат казался весьма недовольным этим неожиданным увольнением, но его супруга просто кипела от возмущения. По ее словам, прежде, чем приступить к обновлению отделки официальной резиденции, она удостоверилась у канцлера, что никакой неожиданной замены министра иностранных дел не будет. В противном случае она просто не стала бы затевать работы. Поскольку канцлер сказал, что “министр не будет заменен, так что действуйте”, неожиданное увольнение было ей совершенно непонятным, и его, продолжала она, наверное, организовал кто-то, метивший в кресло ее супруга. Частное дело Бломберга послужило предлогом для реорганизации Кабинета в целях укрепления влияния партии посредством назначения на министерские посты чистых партийцев.

Уяснив, что методика ведения дел у берлинских властей часто бывает весьма своеобразной, я вскоре после вступления Риббентропа в должность министра иностранных дел предложил ему, чтобы в Берлине все важные вопросы политических и экономических отношений между Японией и Германией решались только между немецким министром иностранных дел и японским послом, либо с их одобрения, и Риббентроп со мной полностью согласился. Я проинформировал об этом разговоре военного атташе Осима и прямо заявил ему, что он должен воздерживаться от решения каких бы то ни было вопросов, кроме военных. Осима ответил: "Раньше я получал от Генерального штаба армии инструкции и по невоенным вопросам, что ставило меня в неловкое положение. Ваше указание основательно, и впредь я буду следовать ему”.

Вскоре Германия признала Маньчжоу-го, отозвала военные миссии из Китая и запретила продажу ему оружия и боеприпасов. Таким образом, моя изначальная цель была достигнута.

В мае я узнал, что Риббентроп обсуждал экономические проблемы Китая с японской экономической миссией, которая в то время находилась в Германии. Я не замедлил недвусмысленно указать ему на факт нарушения нашей договоренности и выразить свое неудовольствие. Однако спустя короткое время стало известно о его конфиденциальных консультациях по вопросам Трехстороннего пакта с нашим военным атташе. Договоренность, таким образом, лопнула, как мыльный пузырь. Германии, конечно, было очень удобно использовать любого, кто мог бы оказаться ей наиболее полезным, но предательство со стороны и Риббентропа, и Осима явилось для меня особенно неприятным.

Следующей крупной международной проблемой явился гитлеровский Anschluss Австрии, который произошел вскоре после реорганизации Кабинета. Германская пресса резко критиковала премьера Австрии Шушнига и в то же время восхваляла Гитлера, которому удалось осуществить бескровное слияние. Восхищение немцев Гитлером, казалось, достигло зенита. Однако зная, что Anschluss явился результатом принуждения Шушнига и заговора членов партии, я сожалел о неразборчивости Гитлера в средствах, к которым он прибегал и которые, на мой взгляд, в конце концов, должны были ему повредить. Примерно с этого времени мое неприятие нацизма начало все более и более усиливаться, о чем немцам, естественно, должно было становиться известным. Я стремился улучшать отношения Японии с другими державами и не видел причин делать исключение для Германии. Однако, по-моему, было жизненно необходимым улучшить отношения Японии с Соединенными Штатами, Великобританией и Советским Союзом, и я противился идее сближения с Германией за счет отношений с этими державами. Более того, поскольку политика Гитлера предвещала эвентуальную войну против Англии, Франции, Америки и СССР, то, с точки зрения сохранения мира во всем мире, поддерживать ее было бы недопустимо. При этом, пробыв в Германии много лет и изучив национальный потенциал этой страны, я не мог верить в ее окончательную победу. Поэтому я был убежден в том, что Японии не следует становиться союзником Германии и разделять ее судьбу. .

В такой обстановке возникла проблема Трехстороннего пакта Германии, Италии и Японии^ Хотя в Японии значение этой проблемы было сведено до минимума посредством отождествления ее с проблемой укрепления Антикоминтерновского пакта, из германского предложения ясно следовало, что суть нового пакта заключалась в создании союза против Англии и Америки. Именно поэтому, как показал генерал-майор Касахара, Риббентроп, опасаясь противодействия с моей стороны, обсуждал этот вопрос втайне от меня. Как только я узнал о переговорах в связи с германским предложением, я, о чем свидетельствуют упомянутые выше показания, стал одна за другой направлять нашему правительству рекомендации, в которых указывалось, что союз с Германией не соответствует интересам Японии. Тот факт, что я был против нацистского образа действий и что мою оппозицию предвидели, наглядно подтверждается вступлением министра иностранных дел Германии и военного атташе Японии в переговоры о союзе за моей спиной, несмотря на нашу четкую договоренность.