Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии - [25]

Шрифт
Интервал

Время от времени, громко крича, казаки приближались к нам. В таких случаях мы останавливались, давали залп, и тут же возобновляли наш марш. Около двух лье мы шли по невероятно пересеченной местности. При переходе через овраги труднее всего было вскарабкаться по его противоположной стороне, а также нам приходилось вброд, по колено в воде преодолеть многочисленные ручьи и речушки. Но ничто не могло поколебать упорства наших солдат, порядок поддерживался идеальный, и никто не покинул свое место в строю. Генерал д’Энен, страдавший от раны, причиненной картечью, никому не говорил об этом, чтобы не подрывать боевого духа солдат, и все так же рьяно продолжал выполнять свои обязанности. Без сомнения, его можно было упрекнуть за то, что он так долго стоял в лесу у Днепра, но такова была ситуация, и никто не смог бы приуменьшить ту храбрость и мудрость, с которыми он вел нас. Наконец, противник прекратил преследование, и огни, которые мы заметили на холмах впереди, оказались кострами арьергарда маршала Нея. Он сделал привал, и теперь готовился идти дальше. Мы присоединились к нему, и узнали, что накануне вечером маршал пошел прямо на пушки противника и заставил их уступить ему дорогу.

4-й полк, таким образом, выпутался из почти безвыходной ситуации. Мы намеревались пройти еще час, но измученные солдаты очень нуждались в отдыхе, и потому мы остановились в деревне, где нам посчастливилось найти немного еды. До Орши оставалось еще восемь лье, и, вне всякого сомнения, генерал Платов удвоил свои старания перехватить нас —   время было дорого.

Около часа ночи забили барабаны, и мы пошли. Деревня пылала: ночной мрак, разрываемый блеском пламени, делал это зрелище еще мрачнее. Мне было грустно. Усталость предыдущего дня, да еще полные воды сапоги, заставили меня испытать сразу все пережитые мною ранее мучения. Я еле шел, и потому мне пришлось опереться на руку г-на Лаланда —   молодого офицера-вольтижера.

За свое поведение в самом начале кампании он получил выговор, и впоследствии ему было отказано в повышении его звания до капитана, хотя он был вполне достоин его. Я внимательно наблюдал за ним, и теперь, когда у меня имелись все основания, я решил, что наступил тот момент, когда надо было его поощрить. Выразив ему свою признательность и сожаление по поводу той досадной отсрочки, я дал ему слово, что он будет первым капитаном в моем полку. Он горячо поблагодарил меня, и еще с большим рвением продолжал нести службу. Позже он погиб, но меня утешает то, что обещание, которое я дал ему, возможно, согревало его, даже в его последние минуты жизни.

До рассвета мы шли спокойно, казаки появились только с первыми лучами солнца. Наш путь пролегал по обширной равнине, и Платов, воспользовавшись рельефом местности, выдвинул вперед свои установленные на санях пушки, а после того как они —   эти пушки, которых мы не могли ни догнать, ни избежать —   расстроили наши ряды, пустил в ход свои главные силы. Маршал Ней быстро построил обе дивизии в каре. 2-я дивизия генерала д’Энена, шедшая в арьергарде, первая испытала удар противника. Каждого из солдат других полков, кто мог держать ружье, мы поставили в строй. Казаки, которых наши тиральеры не смогли сдержать, и гнавшие перед собой целые толпы безоружных отставших, попытались атаковать наши каре. На глазах у приближающегося врага и под разрушительным огнем пушек, солдаты ускорили марш. Раз двадцать я видел, как находясь на грани полного расстройства, они были готовы разбежаться в разные стороны и сдаться казакам, но присутствие маршала Нея, его уверенность и хладнокровие сохраняли их верность знамени и долгу. Мы поднялись на холм, на котором маршал приказал генералу д’Энену закрепиться, защищаться и в случае необходимости умереть за Францию. Тем временем, генерал Ледрю шел к Теолино[65] —  деревню, располагавшуюся на лесной опушке. После того, как он занял ее, мы двинулись к нему, а обе дивизии стали так, чтобы защищать друг друга от фланговых атак.

Еще полдень не наступил, а маршал Ней заявил, что он будет защищать деревню до девяти вечера. Двадцать попыток отнять ее у нас сделал генерал Платов, и двадцать раз он был отброшен. Наконец, утомившись, он занял позиции прямо перед нами.

Утром маршал послал польского офицера в Оршу, чтобы выяснить обстановку. Император покинул город накануне вечером, но вице-король и маршал Даву все еще оставались там.

В девять часов вечера мы поднялись и очень тихо ушли. Несколько небольших казачьих патрулей, которые мы встретили по пути, при виде нас тотчас исчезли, а мы организованно и четко продолжали марш. В лье от Орши наш авангард наткнулся на аванпост и в ответ услышал французскую речь. Это была дивизия 4-го корпуса, которая во главе с вице-королем шла к нам на помощь. Нужно трое суток пробыть между жизнью и смертью, чтобы понять, насколько мы рады были их видеть. Пораженный и удивленный вице-король громко провозгласил свое восхищение маршалом Неем. Он приветствовал генералов и двух уцелевших полковников —   полковника Пеллепорта из 18-го и меня. Адъютанты наместника засыпали нас множеством вопросов о подробностях марша, но время поджимало, и спустя несколько минут, мы снова были на пути в Оршу —   войска вице-короля составили наш арьергард. В три часа ночи мы вошли в город. Жалкие лачуги пригорода стали нашим кровом, провизию обещали выдать завтра, и теперь мы, наконец, могли немного отдохнуть.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.