Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии - [23]

3-й корпус вместе с полученным в Смоленске подкреплением, в то время не насчитывал и 6000 воинов, пушек осталось всего шесть, а кавалерии едва хватало только для сопровождения.

В ответ маршал просто взял в плен парламентера. Пальба некоторых пушек во время переговоров послужили поводом, и не думая ни о многочисленности вражеской армии, ни о собственных небольших силах, он отдал приказ атаковать. 2-я дивизия, построенная в колонны, примыкающие к полковым, шла прямо на врага. Да будет мне позволено здесь сделать паузу с целью отдать дань уважения преданности этих храбрецов и поздравить себя за то, что мне выпала честь командовать ими. Сами русские наслаждались французами —   каким идеальным строем шли они, как чеканили шаг. Каждый пушечный выстрел сметал целые ряды, и каждый шаг вперед приближал их к смерти, но никто не дрогнул. В конце концов, мы подошли к противнику так близко, что 1-я дивизия моего полка, скошенная картечью, рухнула на дивизию второй линии, и та пришла в полное расстройство. Теперь настал черед русской пехоты, а обрушившаяся на наши фланги кавалерия довершила разгром. Несколько отрядов занимавших выгодное положение тиральеров на мгновение задержали преследование противника. Генерал Ледрю развернул свою дивизию и наши шесть пушек ответили на многочисленные залпы вражеской артиллерии. Тем временем я сплотил остатки своего полка на главной дороге, где мы все еще находились пределах досягаемости артиллерии противника. Наша атака продолжалась не более четверти часа, а 2-й дивизии больше не существовало. Мой полк потерял несколько офицеров и уменьшился до 200 человек. Иллирийский полк и 18-й, потерявший орла, понесли еще большие потери. Генерал Разу был ранен, а генерал Леншантен попал в плен. Маршал Ней немедленно приказал 2-й дивизии отступать в сторону Смоленска. Пройдя пол-лье, он повернул налево и через поля пошел под прямым углом к главной дороге.

1-я дивизия, изрядно потрепанная после мощного удара армии противника, шла за нами с артиллерией и обозом. Те раненые, что могли идти, брели вслед за ними.

Русские заняли все окрестные деревни, а их кавалерия наблюдала за нами.

День подошел к концу: 3-й корпус шел в молчании, и никто не мог ответить на вопрос о том, что теперь с нами будет. Но присутствие маршала Нея вселяло в нас уверенность. Мы не пытались предугадать, что он будет или сможет сделать, — мы знали, что он придумает что-нибудь. Его уверенность в себе соперничала только с его мужеством. Чем больше была опасность, тем решительнее он становился.

И когда он принимал решение, он никогда не сомневался в успехе. В такой момент на его лице не было ни сомнений, ни беспокойства. Теперь все наши взоры обратились к нему, но никто не решался говорить. В конце концов, посмотрев на стоящего рядом с ним штабного офицера, маршал тихо сказал:

— Плохи наши дела.

— И что вы предлагаете делать? — спросил офицер.

— Перейти Днепр.

— А по какой дороге к нему идти?

— Полагаю, по той, по которой мы идем сейчас.

— А если река еще не замерзла?

— Она замерзнет.

— Прекрасно! — ответил офицер.

Этот простой диалог, который я привожу слово в слово, раскрывает нам план маршала дойти до Орши по правому берегу Днепра, и двигаться настолько быстро, чтобы прийти туда раньше марширующей по левому берегу французской армии и там с ней воссоединиться. Смелый и продуманный план, и мы увидим, как прекрасно он был реализован.

Мы шли без проводника, да и неточные карты частенько вводили нас в заблуждение. Маршал Ней, наделенный талантом военного человека использовать любые имеющиеся в распоряжении, даже незначительные мелочи, заметил впереди нас лед и приказал его пробить, предположив, что, возможно, он покрывает небольшую речушку, впадающую в Днепр —   так оно и оказалось. Продолжив движение в том же направлении, мы прибыли в деревню Даниково[61], где маршал счел возможным переночевать. Мы развели костры и расставили аванпосты. Враг не беспокоил нас, рассчитывая на легкую победу на следующий день. План маршала был прекрасен, однако нам был необходим проводник, а деревня почти полностью опустела. Наконец, солдаты нашли какого-то хромого. Его спросили: в каком направлении Днепр и замерз ли он? Тот ответил, что в одном лье отсюда есть деревня Широковец[62], и что там Днепр, вероятно, уже замерз.

Мы продолжили наш марш уже с этим проводником, и вскоре прибыл в эту деревню. В том месте Днепр, обрамленный высокими берегами, замерз вполне достаточно, чтобы его можно было перейти. Пока мы определяли точное место перехода, деревня заполнялась ранеными офицерами и солдатами, которым хирурги могли оказать быструю помощь. Остальные солдаты занимались поиском пищи. Маршал Ней, забыв об опасностях прошлого, и не думая о грядущих, спокойно заснул.

Ближе к полуночи мы были готовы перейти через Днепр, оставив врагу наши пушки, обоз и раненых —   тех, что не могли идти.

Г-н де Бриквиль[63], тяжело раненный накануне вечером, полз по льду на четвереньках. Я отдал его на попечение двух саперов, и он был спасен.

Лед был настолько тонок, что лишь нескольким лошадям удалось пройти по нему, но, в конце концов, переход совершился, и войска построились на противоположном берегу. До сих пор плану маршала сопутствовал успех, и Днепр был преодолен. Но мы все еще находились в 15-ти лье от Орши, куда нам нужно было попасть до прибытия армии, и нам нужно было совершить этот марш по незнакомым дорогам, без кавалерии и пушек —   горстке измученных усталостью солдат. Но наш поход начался очень хорошо. В одной деревне