Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии - [21]

В тот момент времени он был почти полностью уничтожен пожаром. Мост, переброшенный через Днепр, обеспечивает проход в город, и защищен сильным tête de pont[60], возведенным на правом берегу.

Утром 14-го ноября, 3-й корпус покинул подходы к Смоленску и так распределил свои войска: 2-я дивизия на tête de pont, 4-й полк охранял Московские ворота, иллирийский полк —   Петербургские, солдаты размещались в уцелевших от огня домах. Холод был настолько сильным, что на следующую ночь мои люди, которые находились при исполнении служебных обязанностей на аванпостах, пригрозили покинуть их и укрыться в домах. Я послал к ним нескольких доверенных офицеров, чтобы напомнить этим людям об их долге, но, решив, что мне тоже нужно там быть, пошел вместе с ними и переночевал в их бивуаке. Это был вопрос чести —   оборона пригорода была доверена моему полку, и внезапное нападение врага поставило бы под угрозу жизни солдат целой дивизии. Вскоре порядок был восстановлен. Солдаты не остались равнодушны к голосу чести, а те, кто не выдержал страданий и возроптал, впоследствии славной смертью искупили это преступление.

На следующий день, 15-го, состоялся бой, в котором участвовал только мой полк. 2-я дивизия утром получила приказ покинуть правый берег, выйти из города и остановиться на Вильненской дороге, таким образом, оставляя оборону tête de pont 1-й дивизии. 4-й полк, стоявший у входа в пригород далее всех находился от места сбора. Для отзыва разных застав требовалось время, и генерал Разу, который был обязан действовать точно и быстро, начал свой марш, не дожидаясь меня. Я очень быстро присоединился к дивизии. Враг, увидев, что наши аванпосты опустели, сразу же проник в пригород и заставил отставших искать убежища в наших рядах. Я ускорил шаг, но по прибытии к tête de pont, обнаружил, что там все так завалено разными повозками, что ни один человек не смог бы пройти. Оставалось только ждать, хотя ситуация быстро ухудшалась. Русские поставили на холмах две пушки и обстреливали мой полк и повозки. Их пришлось оставить, а тем временем русская пехота и казаки продвинулись вперед. Теперь наше положение стало критическим. В той опаснейшей ситуации необходимо было отразить атаку, которая в случае успеха сделает противника хозяином tête de pont, но не имея поддержки, я не решался задерживать свой полк дольше, с того момента, как я получил приказ отступить. К счастью, появился маршал Ней —   его всегда привлекал грохот пушечной пальбы —   и приказал мне атаковать врага, изгнать его из пригорода, и, таким образом, выиграть время для очистки прохода. Я ускоренным шагом повел своих людей по снегу и через развалины. Мои солдаты, гордые тем, что на них с крепостной стены смотрят маршал и их товарищи из 1-й дивизии, сражались яростно и с большим жаром.

Русские моментально отступили, они забрали с собой свою артиллерию, но их стрелки были уничтожены, и спустя несколько минут мы были хозяевами всего пригорода. Маршал Ней затем приказал мне не заходить слишком далеко —   весьма редко можно было получить от него подобное указание.

Я собрал свой полк за Петербургской заставой, и здесь завязалась яростная перестрелка между нами и русскими, засевшими на соседнем кладбище и не решавшимися оставить свое убежище. Бой продолжался довольно долго, несмотря на то, что русские имели преимущество перед нами в положении, численности и артиллерии. Я снова приказал отойти в город и начал отступление. Оно прошло в полном порядке, и я благополучно привел свой полк к tête de pont. Дух соперничества овладел офицерами, никто из них не был ранен, и я потерял лишь несколько солдат. Сержанта, о котором я ранее рассказывал, как он был понижен в начале нашего отступления, я вернул его прежнее звание, и утром он был убит летевшей в меня пулей —   вероятно, предназначавшейся именно мне —   и он упал мертвым у моих ног. В то время как 1-я дивизия защищала город, 2-я -16-го ноября, получила небольшой отдых и занималась чисткой оружия. В Смоленске к нам присоединился отряд из 200 французов. Я осмотрел их, и включил в свой полк, который благодаря этому подкреплению стал насчитывать более 500 человек. Мне было больно наблюдать, как много в этом отряде молодых людей, которые уже пострадали от утомительного марша и суровости климата. Наш обоз, который в последнее время несколько опережал нас, ждал нас в Смоленске. Я приказал ему впоследствии двигаться за нами. Другие полковников послали свои багажи вперед, и таким образом сохранили их.

В тот вечер я получил от маршала Нея самые лестные отзывы о моем полка. Я направил их моим офицерам, и уверил их, что они достойны его похвалы. Я тешил себя мыслью, что скоро эта миссия закончится, и Император, несомненно, найдет возможность как можно скорее освободить нас от обязанностей арьергарда. Ведь ни один офицер не был тяжело ранен; 500 солдат 4-го полка по-прежнему оставались в строю, а сколько вытерпели эти люди? Разве не были достойны высшей степени доверия и внимания эти смельчаки, которые в таких суровых условиях продолжали хранить верность своим знаменам, и чье мужество с опасностями и лишениями только увеличивалось. Я гордился заслуженной ими славой. В своем воображении представлял себе тот покой, который они скоро обретут, однако иллюзии быстро разрушаются, хотя даже в этот момент это воспоминание приятно мне, впрочем, это было последнее сладкое чувство, которое я испытал в ходе этой кампании.