Воспоминания. Том 1. Сентябрь 1915 – Март 1917 - [9]

Но Е.А. Нарышкина, конечно, не могла видеть этих глубоко скрытых корней революции, воспринимала лишь внешние факты, видела лишь то, что лежало на поверхности, и неудивительно, что, слушая меня, делала неверные выводы, толкуя их не в мою пользу. Может быть, желая противопоставить моим суждениям мнения других лиц, с которыми она беседовала по этому вопросу, гофмейстерина неожиданно спросила меня:

"А Вы не знакомы с А.Н. Волжиным?! Он был у меня вчера. Неправда ли, какой это милый человек! О нем говорят, как о будущем Обер-Прокуроре Св. Синода"...

Я подумал, что, верно, А.Н. Волжин, поддаваясь общему психозу, поддерживает мнение гофмейстерины о государственной опасности Распутина, что делали как те, кто в такую опасность действительно верил, так и те, кто аккомпанировал ходячему мнению о Распутине, желая застраховать себя от всяких подозрений.

"Я недавно познакомился с Александром Николаевичем, у графини С.С. Игнатьевой, – ответил я, – но близко еще не знаю его"...

Наступила короткая пауза. Я встал, чтобы откланяться...

Прощаясь со мною, Е.А. Нарышкина сказала:

"Завтра я буду в Царском Селе. Если Вы приедете ко мне в Большой Дворец, к 3 часам, то к этому времени я успею переговорить обо всем с Ея Величеством".

В назначенный час я приехал в Большой Дворец и застал у гофмейстерины личного секретаря Ея Величества, графа П.А. Апраксина, с которым, незадолго перед тем, познакомился у писателя Е.Поселянина.

Посвятив графа в дело, Е.А. Нарышкина очень любезно и с увлечением начала рассказывать о своем свидании и беседе с Императрицею.

"Когда я назвала Ваше имя, – обратилась ко мне гофмейстерина, – то Ея Величество прервала меня, спросив: "Какой это князь Ж., тот ли, кто написал книги о Святителе Иоасафе, а теперь строит церковь в Бари?.." Я ответила утвердительно, после чего Ея Величество заметила: "В таком случае, пусть князь и едет за иконами и сопровождает их в ставку. Передайте князю, что я сегодня же сделаю все нужные распоряжения и дам указания графу Ростовцову". Императрица с чрезвычайной любовью и глубочайшим вниманием отнеслась к Вашему докладу... Видите ли, князь, как быстро и успешно я выполнила Ваше поручение, – закончила Е.А. Нарышкина, с очаровательной улыбкой. – Завтра, в 2 часа, граф Яков Николаевич будет ждать Вас в Зимнем Дворце".

Поблагодарив гофмейстерину за ее сердечное участие и помощь, я немедленно же вернулся в Петроград, торопясь сообщить результаты свидания с Е.А. Нарышкиной протоиерею А.И. Маляревскому.

События завлекали меня в доныне чуждую мне придворную сферу. Я опасался, что буду в ней чужим и что мне будет трудно слиться с нею.

Глава III. Граф Я.Н. Ростовцов

Еще несколько дней тому назад я считал совершенно несбыточною просьбу протоиерея А.И. Маляревского довести до сведения Их Величеств содержание Доклада полковника О.; а между тем эта просьба была уже наполовину исполнена. То, что я случайно вспомнил о гофмейстерине Е.А. Нарышкиной, у которой раньше никогда не бывал, и которая знала меня лишь понаслышке; то, что гофмейстерина не только не усомнилась в правдивости доклада полковника О., а отнеслась к нему с благоговейным вниманием и вызвала участие Императрицы, еще более утвердило мою веру в содержание доклада и в то, что Господь благословляет предпринятое начинание.

Я не знал графа Ростовцова и нигде раньше с ним не встречался. Я ехал к графу, следуя лишь указаниям гофмейстерины Е.А. Нарышкиной; но не знал, о чем буду беседовать с ним. Подъехав к канцелярии Ея Величества, помещавшейся в Зимнем Дворце, со стороны Дворцовой набережной, я доложил о себе графу и был немедленно принят последним. Граф уже был предуведомлен о моем приезде и ждал меня. Однако подробностей, вызвавших мою командировку в Ставку, граф не знал и, интересуясь ими, стал меня расспрашивать о них.

"Как редки теперь истинно религиозные люди! – воскликнул граф, когда я закончил свой рассказ. – Как мало настоящей веры... В народе ее не существует вовсе: там суеверие; для интеллигенции же вера только придаток светского обихода... А там, где она еще теплится, там она, все же, мертва. Люди верят теоретически; но верою, как движущим началом, как элементом возрождающим, оживляющим, создающим определенные понятия и налагающим определенные обязанности, не пользуются... Моральное достояние людей покоится на идейных основах, чуждых вере и черпающих свое начало из совершенно иного источника. Там все, что угодно, кроме веры. Там понятия о долге, фамильной чести и традициях рода, гордость, личное самолюбие, но не вера, не сознание ответственности, не загробная жизнь, не страх Божий..."

Я слушал с раскрытыми от удивления глазами, не веря своим ушам... Это говорил совсем еще молодой человек, один из великолепных представителей большого света, придворный кавалер, коему вопросы веры должны были, казалось, быть столь чуждыми, такими далекими... Я любовался молодым графом, его изящными манерами царедворца, простотою обращения и искренностью, и думал: "Так говорили со мною старцы Оптиной пустыни, духовники мои... Вот какими людьми окружает Себя Императрица... Какими холодными, неприступными, гордыми, ни во что не верующими кажутся все эти царедворцы, пресыщенные благами жизни, не окунувшиеся в глубины житейского омута, не изведавшие горя и страданий, и какими они являются на самом деле... И лучше, и чище, и благороднее, и благочестивее, и смиреннее многих сотен и тысяч людей, их осуждающих по злобе, по зависти к их преимуществам"...