Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [91]

Затем стал перед первой шеренгой и сказал: «Солдаты, я ваш полковник, и я поведу вас! Бриенн нужно взять!». Солдаты закричали: «Vive l’Empereur!» Темнело, времени терять было нельзя, каждый солдат уподобился четырем. Они были так возбуждены, что Император не мог их контролировать — не обращая внимания на штаб, они кинулись вперед. У холма, что стоит перед замком и главной улицей Бриенна очень крутые склоны. Для достижения этой цели потребовались почти сверхчеловеческие усилия, но все препятствия были преодолены. Окончательно стемнело и сражающиеся уже не могли отличить своих от чужих, мы дрались штыками. Находившиеся большими силами на главной улице русские были выбиты оттуда. Наши войска подошли с левой стороны так быстро, что захватили штаб генерала Блюхера, несколько офицеров погибло. Среди взятых в плен был племянник мсье де Харденберга, канцлера Пруссии. Он сказал мне, что фельдмаршал был несколько раз окружен нашими тиральерами, и сумел сбежать только своей храбрости при самозащите и своей хорошей лошади.

Затем Император скомандовал «налево», и не останавливаясь в замке, преследовал врага до Мезьера. Было темно, и рыскавшая повсюду в поисках добычи группа казаков, услышала тяжкий топот кавалерии Наполеона и его гвардии, и это заставило их пуститься в бегство. Сначала они напали на одного из генералов. Тот закричал: «Казаки!», и мужественно защищался. Увидев недалеко от себя всадника в серой шинели, один из казаков атаковал его. Генерал Корбино первым попытался помещать ему, но безуспешно. Полковник Гурго, в тот момент разговаривавший с Наполеоном, вытащил пистолет и с близкого расстояния убил казака. Услышав звук пистолетного выстрела, мы все навалились на мародеров. Настало время остановиться. Мы все были измотаны и почти падали от голода. Двадцать четыре часа в седле без еды. Я действительно могу сказать, что солдаты сражались как львы — на каждого из них приходилось четыре врага.

Из Бриенна Император отправился в Труа, держась вдоль левого берега реки Об, мы остановились там на три дня для отдыха. 1-го февраля мы встретили врага у Шампобера. Они получили хорошую взбучку, а нам пришлось отступить на правый берег Обы, к деревне Ла-Ротьер. Сражение при Ла-Ротьере было первой ничейной битвой кампании. Мы сохранили поле битвы, но не более того. На следующий день мы не смогли возобновить сражения. Однако и союзники не могли похвалиться тем, что победили нас. 11-го февраля состоялась битва при Монмирале.

Везде, где нами командовал сам Император, враг был побежден. 12-го произошла битва у Шато-Тьерри, 15-го у Женвилье. 17-го, после форсированных ночных маршей с целью опередить врага, мы достигли Нанжи. Очень значительные силы отправились перед нами в Монтро. Здесь Император разместил армейский корпус, чтобы встретить их. Но их там не было — те, кто вел их, совершили ошибку, и вся ярость противника обрушилась на нас. Это сражение состоялось 18-го. Монтро превратился в руины, пушечные ядра летели на город со всех сторон. Не слыша своих пушек, Император пришел в ярость и скомандовал: «В галоп!» Мы находились на пути в Нанжи, слева от дороги на Париж. Выйдя на вершину холма, он увидел, как враг идет по мосту Монтро. Злой и разочарованный, он сказал маршалу Лефевру: «Возьмите весь мой штаб. Я оставлю только Монтиона и еще нескольких. Скачите скорее и захватите мост, что-то пошло не так. Мне нужна помощь моей старой гвардии».

И мы пошли. Спустившись к подножию холма с этим бесстрашным маршалом, до самого места мы шли не останавливаясь. Мы повернули налево и во весь дух, в колонну по четыре, понеслись к мосту. Когда мы ехали по мосту, дыры в настиле не были большим препятствием для нас, так быстро мы неслись. Наши лошади просто летели. Я сидел на своей добытой у Ханау прекрасной арабской лошади. Здесь произошел инцидент, который заслуживает упоминания. Когда мы проходили через одну из разрушенных арок, я увидел человека, который лежал на животе у ограждения и проталкивал в дыру куски досок, чтобы таким образом нам помочь.

В конце этого очень длинного моста есть ведущая влево улица. В это предместье, проезд в которое был забит принадлежавшими арьергарду повозками, нам пришлось пробиваться с помощью сабель. Мы сметали все, что нам мешало на нашем пути. Те, кто смог избежать нашей ярости, сидели под повозками. Наш маршал сражался так яростно, что из его рта шла пена.

Выйдя на прекрасную, ведущую к Сен-Дизье, перед огромной равниной, маршал приказал нам продолжать атаку, но Император, заметив, что мы в опасном положении, приказал батальону егерей снять ранцы и поспешить нам на помощь. Этот батальон спас нас. Мы были отброшены неприятельской кавалерией. Егеря легли на землю вдоль дороги, и пролетавшая мимо них вражеская кавалерия была расстреляна их залповым огнем. Земля покрылась телами людей и лошадей, а мы вошли в предместье. Во время этой битвы Император со своей старой гвардией и артиллерией стоял на холме напротив Монтро. Перед мостом, у стены, окружавшей круглой формы участок с растущими на нем красивыми белыми тополями, наша батарея осыпала ядрами равнину. Здесь Император был артиллеристом, он сам наводил пушки. Его пытались уговорить вернуться в тыл. «Нет, — ответил он, — еще не отлита та пуля, которая убьет меня». Почему же он не встретил там славную смерть после того, как его предал человек, которого он поднял до такого высокого ранга! Он был в ярости от этой ошибки. Мы снова прошли по мостам и поднялись на холм к Императору. «Быстрота, с которой вы провели эту атаку, — сказал он, — дала мне 2000 пленников. Я боялся, что вас захватят». «Ваши егеря спасли нас», — ответил маршал.