Воспоминания русского дипломата - [256]

Шрифт
Интервал

Старики Бутеневы устроились у очень милой старушки Е. В. Ювжик-Компанец, которая жила на своей небольшой, но довольно поместительной даче в фруктовом саду. Вокруг дома шла крытая терраса, где можно было проводить весь день. Туда же переселились и М. В. Барятинская. В Новороссийске наши познакомились с священником, беженцем-законоучителем гимназии в Феодосии, отцом Соколовым. Они пригласили его в Мысхако. Благодаря этому, на Страстной можно было организовать богослужения, а в ночь на Пасху была устроена заутреня, с крестным ходом вокруг казенного училища. Оповестили население, пришло много народа. В этой импровизированной обстановке, среди чудной природы, среди людей, только что спасшихся с кое-какими пожитками от серьезной опасности, пасхальная заутреня была отслужена с каким-то особенным благолепием и умилением. На всех присутствующих, я думаю, эта служба оставила неизгладимое впечатление, никогда так не чувствовалось светлое духовное торжество победы духа над смертью, и с разных сторон слышались голоса, что эта служба напоминала богослужения христиан первых веков.

Наши женщины постарались сделать все возможное, чтобы больше чувствовался праздник. Были устроены великолепные разговины. Пасху месили в детской ванночке, не шутка была приготовить рóзговины на 70 человек, и всего оказалось вдоволь.

На Святой начали разъезжаться. Моя belle soeur А. В. Трубецкая, для которой нашлись комнаты в Новороссийске, поехала в Батум, за ней туда же потянули дочери ее с семьями. Остались Бутеневы, Гагарины и мы. Для нас нашлась маленькая дачка в две комнаты. В Новороссийске достали антиминс и все, что нужно, для богослужения. На даче Е. В. Ювжик, на террасе, соорудили алтарь. Перед Престолом высился крест из полевых цветов. Пели все наши под управлением нашего учителя Виктора Ивановича Ильенко. Прибавилась новая прелесть и новое утешение в пребывании в Мысхако, – всенощные и обедни па террасе, куда врывалось пение птиц и воздух, напоенный весенними запахами.

Мне вскоре пришлось уехать с Полей Бутеневым в Новочеркасск, чтобы устроить наши денежные дела. Поездка в Париж, при новых условиях, была отложена, в ней не представлялось надобности. Мне пришлось делить время между Екатеринодаром и Мысхако.

Первое время после эвакуации Крыма и Одессы общее настроение было довольно угнетенное. Большевики наступали на Торговую, им удалось одержать успехи благодаря тому, что у Торговой были молодые части из наших новобранцев, мало обученных. Эти неудачи в связи с впечатлением, что союзники бросили нас, и создали тяжелое настроение, которое могло гибельно отозваться на Добровольческой армии. Минута была переломной во многих отношениях. Наши части были слишком разбросаны в разных направлениях. По счастью, Деникин быстро овладел положением, сосредоточил сильный удар на Торговой и погнал большевиков. С этой минуты начались непрерывные успехи Добровольческой армии. Большевики были деморализованы и сдавались целыми частями. Были взяты Харьков, Екатеринослав, Царицын, очищен весь каменноугольный район. Все воспряли духом и вновь уверовали в Добровольческую армию, способную творить чудеса.

Успехам Добровольческой армии сильно содействовала помощь англичан, которые завалили Новороссийск боевыми грузами, – артиллерией, снарядами, ружьями, танками, обмундированием. Особенно сильное действие на большевиков производили танки.

Англичане резко изменили свою политику. В то время как французы ушли, оставив по себе надолго самую скверную память, англичане, наоборот, с весны удвоили энергию в деле оказания всякой помощи. В Закавказье они также оставили политику колебаний, отрешились от всякой двусмысленности по отношению к самостийным образованиям и стали открыто и последовательно поддерживать Добровольческую армию и лозунг единой, неделимой России.

В то время как Добровольческую армию постигли неудачи, адмирал Колчак победоносно шел вперед, приближаясь к Волге. Он уже был на расстоянии каких-нибудь 70 верст от Самары и в таком же, приблизительно, от Казани. В это время на западе началась кампания в пользу признания его единой всероссийской властью. Наши представители в Париже сильно ратовали за то, чтобы Добровольческая армия признала главенство Колчака. Они считали, что это сильно укрепит международное положение России и побудит союзников, признав Колчака, бесповоротно связаться в деле вооруженной помощи ему и Деникину. О Добровольческой армии среди союзников создалось почему-то впечатление, что она реакционна, тогда как правительство Колчака включало в себя социалистов и было более демократически настроено. В это время на Западе и в Америке царило демократическое возбуждение, и в левых кругах сильно опасались, что восстановление единой России принесет с собою реакцию.

Из Парижа были посланы генерал Щербачев, Вырубов и Аджемов в Екатеринодар, чтобы убедить Деникина в необходимости признания адмирала Колчака{234}.

Выехав из Парижа под свежим впечатлением известий о неудачах Добровольческой армии и успехах Колчака, посланцы прибыли в Екатеринодар, когда картина совершенно изменилась: на всех фронтах Добровольческой армии шли беспрерывные успехи, армия Колчака должна была отойти, и с востока шли к ней неблагоприятные вести. В Екатеринодаре настроение было единодушно против срочности признания Колчака главой всероссийского правительства. И Особое совещание, и общественные круги, за ним стоявшие, полагали, что объединение власти должно последовать, как только состоится смычка между армиями, и что в этом деле недопустимо давление союзников. Помощи от последних живой силой все равно нельзя было ждать. Припасов, доставленных уже англичанами, могло хватить на четыре месяца интенсивной войны. После предательства французов и одержанных нами успехов в Добровольческой армии возникло бодрое настроение веры в собственные силы и нежелания допускать вмешательства союзников в наши внутренние дела. Подчинение Колчаку представлялось возможным и желательным, но пока несвоевременным. Настроение это, как всем казалось, разделялось и Деникиным. Тем более неожиданным для всех явилось его заявление на обеде в честь уезжавшего английского генерала Бриггса, что им издан приказ, в коем он подчиняется Колчаку, признавая необходимость объединения верховной власти военной и гражданской


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.