Воспоминания русского дипломата - [234]

2) Окончательно связать себя можно лишь, выяснив наши средства и силы, а также общую обстановку. Это едва ли возможно ранее половины сентября. Отсрочку можно объяснить теми трудностями, которые созданы были отчасти самими немцами для приступа к работе. Они должны их устранить в Украине и других местах.

3) Раньше, чем выяснится успех задания в связи с общей международной обстановкой, нельзя фактически осуществить призвание монарха. Достаточно провозглашение этого лозунга.

Г. Т.

Глава VI. Письмо Милюкова

Письмо П. Н. Милюкова

11 августа (нов. стиля) 1918 г.

Из сообщения князя Григория Николаевича я вижу, что не только в общих чертах, но и почти во всех подробностях наши взгляды на способы вывести Россию из настоящего положения совпадают. Подобно ему, я считаю восстановление государственности и объединение России первой и главной задачей; нахожу, что необходимо скорейшее осуществление этой задачи, чтобы не увеличились ее трудности; считаю, что такого скорейшего разрешения нельзя достигнуть без контакта с германцами и что предметом такого контакта должно быть создание в Москве не местного только «северного» правительства, а правительства национального, способного объединить Россию и для этого заручившегося согласием Германии на пересмотр теперь же, а не по окончании войны, Брестского договора.

Для выяснения возможности этого я – не по моей, а по германской инициативе – вступил в «необязательные» сношения с представителем Oberkommando[257] и имел (впрочем, очень поверхностный) разговор с Муммом. В их лице я встретился с двумя течениями, которые и в Германии борются по вопросу об объединении России. Одно из них, представленное дипломатами и считавшее себя до сих пор в согласии с Рейхстагом, стояло за разъединение России, создание Randstaaten[258] и сближение с Англией. Другое, представленное влиятельными военными кругами, но теперь распространяющееся и в либеральных и даже в социалистических кругах, стоит за создание из России сильной союзницы в будущем для борьбы с Англией и с этой целью, а также и по принципиальным соображениям (на левом фронте), склоняется к пересмотру Брестского договора. Первое [течение] до сих пор считалось официальным, но перестает им быть после отставки Кюльмана{209}. Второе имеет серьезные шансы сделаться официальным. Его успех сказывается уже теперь в том, что имеется течение компромиссное, – самое опасное для нас, – соглашающееся на частичный пересмотр Брестского договора и на неполное объединение России.

Германцы, искавшие до сих пор способа создать «совершенное правительство» без всякого пересмотра Брестского договора, будут, конечно, теперь добиваться соглашения на наиболее выгодных для себя условиях – с наиболее сговорчивыми. Но они понимают, что должны считаться с возможно широким фронтом общественного мнения, включая и неприятных для них к.-д. Этим нужно воспользоваться, чтобы этот наш фронт объединить на одной определенной программе, из которой уже ничего не уступать к моменту, когда переговоры начнутся серьезно. Я предлагал бы для такой программы следующие положения:

1. Правительство должно быть национальным и объединительным с самого начала, с первых шагов. Для этого необходимо, чтобы оно явилось на свет сразу, как монархическое, и могло бы говорить от имени некоторого ядра объединяемой теперь же, а не в будущем, России. А для этого нужно:

а) теперь же остановиться на определенной личности кандидата на престол и вступить с этим кандидатом в непосредственные сношения, получив его санкцию действовать его именем. Я лично предлагал бы отыскать великого князя Михаила Александровича{210}, местопребывание которого должно быть известно его близким в Москве;

б) так как при создавшемся положении вопрос территориального объединения не может быть предметом одностороннего акта нового правительства, а должен быть решен предварительными переговорами с отдельными образовавшимися теперь правительствами, – успех же этих переговоров может быть обеспечен лишь при определенном отношении к ним германцев, – то я считаю необходимым ввести уже в самые переговоры с германцами условие, что до создания правительства будут выяснены благоприятные ответы, по крайней мере, главнейших из создавшихся правительств и будет выработан акт объединения, который мог бы быть опубликован новым правительством, как национальный, в первые же дни его существования.

2. Исходной точкой переговоров должна быть неприкосновенность всей прежней территории России, за исключением Финляндии (но со стратегическими гарантиями со стороны последней[259]) и Польши (в границах прежнего Царства Польского, без Холмщины и с этнографическим обменом севера Августовской губернии на части уездов Сокольского и Вельского). В моих («необязательных») переговорах трудность представляла лишь Курляндия, относительно которой я соглашался на «исправление границ». Не знаю, как мы можем уступить либаву[260]. Вопрос о Крыме и Закавказье не был затронут, и я опасаюсь, что за умолчанием могут скрываться особые виды Германии на эти опорные пункты в будущей борьбе с Англией. Но этих территорий, конечно, мы пожертвовать не можем. При прежнем взгляде трудность представлял также вопрос об особых правах Украины, которую германцы хотели наделить правами Баварии. Я не отрицал возможности идти относительно Украины несколько дальше простой автономии, с тем чтобы это не служило образцом для других объединяемых частей, но не соглашался ни на особую армию, ни на остатки дипломатического представительства, ни на расширенных правах относительно железных дорог, почты и телеграфа и т. д. Основным требованием объединения я считал суверенитет центральных органов, единство территорий и гражданства, а также создание верхней палаты не по типу