Воспоминания русского дипломата - [117]

Речь престолонаследника не оставила моего намека без ответа. Наряду с уверениями в горячих чувствах по отношению к России, в ней выражалась готовность оказать полное содействие нашей задаче, но высказывалась надежда, что будут приняты во внимание жизненные интересы Сербии. Обе речи были преданы гласности и оживленно обсуждались в печати у нас и в Болгарии.

Позавтракав у наследника, мы в тот же день выехали в Ниш. Приходилось торопиться, потому что на следующее утро был царский день, торжественное богослужение в соборе, а затем завтрак и прием в миссии.

Между прочими приглашенными был и болгарский посланник Чапрашников, который в тот же день должен был уехать в Софию. В первые же дни после моего приезда в Ниш Чапрашников пришел ко мне и сам завел речь о том, на что может рассчитывать Болгария. Я, не обинуясь, сказал ему следующее:

– Мы прекрасно знаем, что нужно Болгарии. Вы хотите исправления Бухарестского договора и, прежде всего, – Македонии, в рамках договора 1912 года. Я скажу вам, на что вы можете рассчитывать и на что – нет. Македонию вы можете получить. Относительно земель, отошедших к Румынии и Греции, мы можем обещать лишь наше полное содействие к возможно большим уступкам в вашу пользу со стороны этих держав. Все это, конечно, только по окончании войны и при условии, что вы бросите вашу двусмысленную политику, которая вызывает негодование в России, и честно повернетесь в нашу сторону, обещая выступить, когда мы найдем, что минута для этого наступила. Вы получите еще впридачу Фракию по линии Энос – Мидия. Вы будете завоевывать ваши права на Македонию во Фракии, наступая против турок. Вы – человек, близкий королю. Если вам удастся убедить его, то вы сослужите службу не только своей родине, но и ему, ибо король может рассчитывать на упрочение и поддержку своей династии Россией в том случае, если открыто повернется в нашу сторону.

Чапрашников высказал полное удовлетворение по поводу моих слов. Он спросил, между прочим, что, в случае если бы Болгария примирилась с Сербией, не согласились ли бы мы на то, чтобы болгары свели, как хотят, свои счеты с греками. Я ответил ему, что никакая расправа на Балканах не может рассчитывать на потворство с нашей стороны.

Дождавшись царского дня, Чапрашников, как я уже сказал, в тот же день выехал в Софию, выражая надежду, что он скоро вернется и что ему удастся достигнуть благоприятных результатов. О нашем разговоре я телеграфировал в Петроград, откуда получил полное одобрение всему, мною сказанному. Прошло Рождество, Новый год, и только в начале января Чапрашников вернулся. Он пришел ко мне по своем возвращении и сказал, что вынес самые лучшие впечатления из своего пребывания в Софии. На мой вопрос, в чем они заключались, Чапрашников с некоторой запинкой отвечал, что ему не удалось повидать короля, а что министры были крайне заняты спешным рассмотрением бюджета, но что как только праздничные вакации пройдут, вопросы, о которых мы с ним говорили, подвергнутся самому серьезному обсуждению, и тогда наметится решение. Я молча выслушал торопливые объяснения моего собеседника и затем сказал ему:

– Если бюджет представляется более спешным и интересным делом для Ваших министров, чем Македония, то это их дело. Знайте только, что это никого не может ввести в заблуждение, а я предпочитаю всегда прямо говорить то, что я думаю, и больше к этому вопросу с Вами не вернусь, пока Вы сами не заговорите о нем.

Чапрашников неоднократно возвращался к тому же вопросу. Не могу сказать, чтобы я охотно и с верой в результат подобного обмена мнений вступал с ним в эти разговоры.

По приезде в Ниш я неоднократно писал и телеграфировал в Петроград о том, какими условиями мне представлялось необходимым обставить требование от Сербии уступок. Прежде всего, надо было стать на почву равноценных компенсаций. От сербов требовали уступки реальной и конкретной – Македонии, в точно определенных границах договора ее с Болгарией от 29 февраля 1912 года. Чтобы иметь некоторые шансы на успех, надо было противопоставить этой тяжелой жертве не менее определенное обещание точно обозначенных территорий. Сербские пожелания были определены в карте профессора Цвиича, который играл при сербском правительстве роль ученого эксперта, «закройщика» территорий. Он в свое время составлял границу сербо-болгарского размежевания, принятого в союзном договоре, он же и теперь составил карту притязаний Сербии на основании племенного принципа. Карта эта, без сомнения, была составлена с сильным запросом. В нее входило все побережье Адриатического моря вплоть до Триеста и большая часть Баната.

Не нам, конечно, было торговаться с Сербией. Всякое расширение ее на север за счет Австрии отвечало нашим интересам. Приходилось, однако, считаться с интересами Италии на Адриатике, ибо для союзников представлялось крайне важным вовлечь эту державу в войну. Карту Цвиича я послал в министерство, помнится, 9 января 1915 года. В январе же я убедил и моего французского и английского товарищей послать нашим правительствам торжественную телеграмму, в коей мы точно определяли объем компенсаций, которые желательно обещать Сербии.