Воспоминания - [75]
На следующий день после приезда я повезла ее в Двинск в машине с открытым верхом. Стоял сильный мороз, и мы с трудом пробирались по снегу, но я довезла ее в целости и сохранности. Мы переночевали в железнодорожном вагоне; местные чиновники приходили выразить нам свое почтение. Мы находились на передней линии фронта, и моя гостья с нетерпением ждала волнующих впечатлений, но ни в тот вечер, ни на следующий день, когда мы вместе отправились в окопы, не прозвучал ни один выстрел, не пролетел ни один вражеский самолет. Принцесса явно была разочарована столь негостеприимным приемом.
Некоторое время до приезда в Псков она провела в Петрограде и рассказала все последние слухи. Из любопытства она встретилась с Распутиным и была потрясена его взглядом, внушающим благоговейный трепет.
Помню, меня очень удивляло, что кому то могло прийти в голову искать встречи с Распутиным. Я много о нем слышала, но ни мой отец, ни брат, ни я никогда его не видели. Мы просто презирали его, и я тогда не могла понять, как образованная женщина может добиваться знакомства с ним. До самой смерти его всегда окружали возбужденные истеричные женщины, над которыми он, как говорили, имел необъяснимую власть.
Я не придавала особого значения всем этим слухам, считая их небылицами. Мне казалось, что его влияние на императрицу носит исключительно личный характер и объясняется ее постоянной тревогой за здоровье царевича, которому, по ее твердому убеждению, может помочь только Распутин.
Но благодаря словам принцессы Мюрат все эти разрозненные слухи и сплетни приобрели законченную форму. Принцесса — здравомыслящая, несмотря на несдержанность, женщина, иностранка, бесстрастный наблюдатель извне — всерьез верила, что Распутин действительно имеет влияние на императрицу, а через нее на политику государства. Я была ошеломлена.
Уединение
К концу весны 1916 года я так устала и ослабла от бесконечных приступов плеврита, что доктор Тишин настоял, чтобы я взяла отпуск. О долгой поездке, скажем, в Крым или на Кавказ не могло быть и речи. Поэтому мы решили,
что я поеду с отцом Михаилом в монастырь — километрах в восьмидесяти от Пскова, — который он с другими священниками эвакуировал перед наступлением немцев. Сам отец Михаил медленно поправлялся после приступов рожистого воспаления; ему, как и мне, нужно было сменить обстановку, и он очень хотел вернуться в свое убежище.
Я выбрала себе небольшой домик внутри монастыря.
Отец Михаил поселился в своем собственном доме, в нем была часовня, которую тетя Элла построила специально для него и его друга отца Гавриила, в то время уже покойного. Раз в неделю из Пскова приходила машина и увозила меня в госпиталь, чтобы я была в курсе всех дел.
Я с большим удовольствием вспоминаю те несколько недель в маленьком домике. В нем было два этажа, на каждом — по одной комнате. Я жила на первом, а моя служанка — наверху; моим единственным товарищем была собака, которую мне подарил Дмитрий и которая прошла со мной всю войну.
Монастырь был построен в тринадцатом веке. Он стоял посреди старого соснового бора, окруженный толстыми низкими стенами с круглыми башенками по углам.
Монастырь вел скромную бедную жизнь вдали от населенных мест. Монахов было немного. Молчаливые, угрюмые, совсем необразованные, они ходили в поношенных рясах, с длинными лохматыми волосами. У них было только два дела — бесконечные церковные службы и работа в поле.
Целыми днями я гуляла с собакой в девственном лесу. Часами сидела на каком нибудь пеньке, вдыхая лесную свежесть, или лежала на траве у ручья и смотрела на облака, ползущие по небу. Иногда я брала с собой книгу, но редко ее открывала.
В чаще леса был тихий глубокий пруд. Я ходила туда купаться. В лесу стояла такая тишина, что, кроме моего плеска, не раздавалось ни звука. Собака сидела на берегу, сторожа одежду, и следила за каждым моим движением.
Шли дни, и безделье меня ничуть не угнетало. Мне казалось, что я впервые стала ближе к земле родной страны и чувствую в себе ее широту, силу и могущество.
Вечером после скромного ужина мы с отцом Михаилом подолгу сидели на веранде его дома и разговаривали. Мы говорили о России, о жизни, о будущем и о том, какую пользу я смогу принести своей стране. Иногда я заходила в церковь, где терпеливо молились монахи и нестройный хор их голосов поднимался к сводчатой крыше.
По праздникам монах, специально назначенный настоятелем, совершал службу в небольшой часовне, а мы с отцом Михаилом читали и пели. Церковь была очень маленькой, но уютной. Сквозь открытое окно легкий ветерок доносил сонное воркование птиц. На полу дрожали солнечные блики, и одинокая оса билась об оконную раму, пытаясь вырваться на свободу.
По субботам и в канун праздников монахи молились всю ночь, и, возвращаясь домой от отца Михаила, я слышала гул их голосов и видела в окнах мерцающие огоньки свечей. Мою комнату наполняла ночная прохлада, запах хвои и влажной от росы травы. Я ложилась, не зажигая свечи, и перед сном смотрела в окно на далекие звезды, сверкающие над темными деревьями.
Крестьяне из соседних деревень вскоре узнали о моем приезде и приходили посмотреть на меня. Когда утром я выходила из дома, то часто видела терпеливо ждущих женщин и детей; Я садилась на крыльцо и подолгу с ними разговаривала. Они рассказывали о своих семейных делах, и я многое узнала об их жизни. Они никогда не жаловались, но, Боже мой, каким безрадостным было их существование! Иногда я ходила по деревням и наведывалась в их избы. В этой части России крестьяне жили в грязи и нищете. Но поскольку они не видели ничего другого, то и не переживали из за своего убогого существования. Думаю, даже если бы они вдруг разбогатели, то еще долго жили бы по–прежнему.
Великая княгиня Мария Павловна Романова, внучка Александра II и дочь младшего брата Александра III – великого князя Павла Александровича, рассказывает о детстве в Ильинском у дяди, великого князя Сергея, церемонном воспитании, которое она получала, своем недолгом замужестве и жизни при шведском дворе, о возвращении в Россию, интригах Распутина, последних драматических днях династии Романовых и бегстве из России…
В книге представлена переписка Александра I с его сестрой, великой княгиней Марией Павловной, а также письма к Марии Павловне императрицы Елизаветы Алексеевны. Переписка была начата в 1804 году, когда Мария Павловна, выйдя замуж за наследного герцога Саксен-Веймар-Эйзенах, поселилась в Веймаре, где еще живы были великие представители Веймарской классики – Гете, Шиллер, Виланд. Заканчивается она со смертью Александра. Последние письма к Марии Павловне Елизаветы Алексеевны относятся уже к 1826 году. Переписка, продолжавшаяся более двадцати лет, охватывает и эпоху Наполеоновских войн, когда герцогство Саксен-Веймар стало формальным врагом России, и эпоху передела Германии и создания Германской конфедерации на Венском конгрессе, когда и Александр, и Мария Павловна нередко использовали друг друга для решения политических и дипломатических задач.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.