Воспоминания - [184]
В Париж я вернулась с таким чувством, словно побывала в прошлом. Теперь я готовилась к встрече с Новым Светом и его посулами. Отъезд был назначен на 8 декабря. Я очень тщательно подготовилась к поездке, знала, что она дается мне нелегко, но в то время меня распирало бесшабашное, авантюрное настроение. Будь что будет! Буквально в последний момент меня известили, что фирма, через которую я распространяла в Англии свои духи, нашла причины не расплатиться со мной за проданный товар. Они по сегодняшний день не сделали этого, и мы все еще пререкаемся.
Зимним днем в компании с несколькими друзьями я уезжала из Парижа, со мной была моя горничная Мари–Луиза. В Гавр приехали в полной темноте и сразу взошли на пароход. В каюте меня ждал прощальный привет — телеграммы и цветы. Пароход отчалил уже ночью и рано утром пришел в Плимут. Одиночество и страх всю ночь не давали мне уснуть, и в Плимуте, увидев в иллюминатор суровое грозовое небо и яростно клокочущие волны, я совсем оробела.
Первые два–три дня в океане сильно качало, из за плохой ноги я не решилась выходить из каюты; со страху меня даже не тошнило. Я знала, что по прибытии меня ожидало в карантине испытание, которого как огня боялись все европейцы, впервые приехавшие в Америку, а именно: встреча с прессой. Дни напролет я готовила впрок ответы. Когда же пришло время и вокруг меня в каюте расселось около десятка репортеров, выяснилось, что это совершенно безобидные и приятные молодые люди. Меня несколько раз сфотографировали, и делу конец.
Когда пароход приставал, я в смятении мерила глазами неохватный причал под рифленым железом. Горизонт окутывал туман, и только причал смог показать мне тогда Нью–Йорк. Меня встретили и отвезли к приятельнице, у которой я собиралась жить. На следующий день мы уехали на Рождество в Калифорнию, на ранчо. Нью–Йорк я разгляжу лишь по возвращении, когда поживу в нем.
Одним глазком увидев Чикаго, я села у вагонного окна и не отлипала от него всю дорогу на Запад. Отогнать меня могли только сумерки; я упивалась видами, и мне все было мало. Эти просторы будоражили; мои чувства стали просторнее. Я глубже дышала, меня пьянило чувство свободы, мне вспоминалась родина. Таким было мое первое впечатление от Америки.
На ранчо в Калифорнии я провела три недели. Из окон открывался вид на голубую ширь Тихого океана и по–весеннему зеленые холмы. Словно вас занесло на другую планету. Жизнь на ранчо была покойная и приятная, но не за этим же я приехала в Америку. В конце января я вернулась в Нью–Йорк и наконец огляделась. И поняла: как ни выручай меня друзья, но пробиться в нужные сферы мне не удастся. Едва я заводила речь о делах, как люди расцветали улыбками. Они не понимали, а я не откровенничала, до какой степени скверно мое положение. Тут было даже труднее, чем в Европе: я — гостья, меня полагалось занимать, развлекать и не более того.
Вся надежда оставалась на рукопись, которую я придерживала на крайний случай. Когда я открылась друзьям, они сказали, что прежде чем показывать ее кому бы то ни было, надо ее перевести с французского на английский. Нашелся человек, согласный за шестьсот долларов сделать работу, но таких денег у меня не было. Так рухнула моя последняя надежда. Образцы же духов, что я взяла с собою, так и не представилось случая показать. Значит, скоро возвращаться в Европу и входить в дела, которые еще больше запутались в мое отсутствие. Снова я ничего не добилась, если не сказать больше; надежды, которые я связывала с Америкой, лопнули, как и все другие мои начинания.
И совсем худо было с ногой, я уже с трудом ходила, но меня одолевало столько забот, что было ни до чего. Слава богу, заметили друзья и настояли на обследовании. Скрепя сердце я стала обходить хирургов. Те быстро во всем разобрались и почти все предложили операцию, хотя некоторые находили, что мышца упущена и уже не восстановится. Поняв, что операция неизбежна, я решила делать ее в Нью–Йорке. Не хватало мне мучиться с этим во Франции! А главное, был повод задержаться в Америке. Это самое малое еще шесть недель передышки. И через несколько дней я легла в больницу.
В жизни своей я не видела столько доброты, сколько ее перепало мне в больнице и потом, в восстановительный период. Откуда у них эта отзывчивость? Долечивалась я в доме, где на меня пылинке не давали сесть.
В начале апреля еще одна моя приятельница, знавшая о рукописи, предложила показать ее человеку с французским языком. У нее были нужные связи, она все устроила. Рукопись послали редактору на отзыв. Особых надежд я не питала, благоприятного отзыва не ожидала. 18 апреля, накануне моего дня рождения, пришел толстый пакет от редактора. Разодрав пакет, я увидела письмо и несколько страниц с замечаниями. У меня недостало духу прочесть письмо и эти страницы, очень многое от них зависело. Я дождалась, когда вернется моя хозяйка, и отдала ей пакет.
— Прочти, пожалуйста, Бетти, у меня нет сил.
Она вынула бумаги и начала с письма. Я лежала на софе, покоя ногу в гипсе. Скоро она подняла голову и устремила на меня посерьезневший взгляд.
Великая княгиня Мария Павловна Романова, внучка Александра II и дочь младшего брата Александра III – великого князя Павла Александровича, рассказывает о детстве в Ильинском у дяди, великого князя Сергея, церемонном воспитании, которое она получала, своем недолгом замужестве и жизни при шведском дворе, о возвращении в Россию, интригах Распутина, последних драматических днях династии Романовых и бегстве из России…
![Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов](/storage/book-covers/82/82b6cae0919c7018b428e8f981cd589b56db07b4.jpg)
В книге представлена переписка Александра I с его сестрой, великой княгиней Марией Павловной, а также письма к Марии Павловне императрицы Елизаветы Алексеевны. Переписка была начата в 1804 году, когда Мария Павловна, выйдя замуж за наследного герцога Саксен-Веймар-Эйзенах, поселилась в Веймаре, где еще живы были великие представители Веймарской классики – Гете, Шиллер, Виланд. Заканчивается она со смертью Александра. Последние письма к Марии Павловне Елизаветы Алексеевны относятся уже к 1826 году. Переписка, продолжавшаяся более двадцати лет, охватывает и эпоху Наполеоновских войн, когда герцогство Саксен-Веймар стало формальным врагом России, и эпоху передела Германии и создания Германской конфедерации на Венском конгрессе, когда и Александр, и Мария Павловна нередко использовали друг друга для решения политических и дипломатических задач.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.