Воспоминания петербургского старожила. Том 2 - [36]

[258]. Иван Петрович советовался со многими людьми, к которым питал доверие, между прочим с Н. И. Гречем, и, видя [не]готовность Булгарина ввести в журнал статьи, сколь возможно более соответствующие настоятельным требованиям публики, решительно и категорически объяснился со своим сотоварищем, говоря, что или надо прекратить издание «Эконома», или приобресть во что бы то ни стало сотрудничество, и сотрудничество полное, Удельного земледельческого училища. Под этим обобщением он понимал мое личное сотрудничество, при том содействии, какое мне всегда оказывал директор училища своими чисто практическими указаниями и сообщениями, приобретаемыми им постоянно во время его ежегодных поездок по России, инспектируя образцовое хозяйство учебных усадеб, рассеянных по всей России. Не ведаю, много или мало стоило труда Песоцкому преодолеть в Булгарине его личное нерасположение ко мне, знаю лишь то, что в половине августа последнего года моей службы в училище[259], – когда, как это случалось три осени сряду, с первых чисел августа по первые числа ноября я заведовал училищем за отсутствием директора, всегда один без всякого помощника, – в одно действительно прелестное утро, когда я только что возвратился из дальнего поля, куда ездил верхом и потом, по обыкновению, обошел все училищные заведения и осмотрел спешно производившиеся постройки, преимущественно новых образцовых изб, число каких тогда так росло ежегодно, вдруг мне объявили, что из Петербурга в ямской коляске-фаэтоне приехал гость, дожидающийся на большом училищном дворе и велевший отдать мне карточку со своею фамилией. Глядь – «Иван Петрович Песоцкий». Признаюсь, я немало изумился этому посещению, потому что я с почтеннейшим Иваном Петровичем никакого знакомства никогда не водил и положительно ничего с ним общего никогда не имел.

– Ежели этому господину угодно осмотреть заведение, то назначь к нему провожатым того из воспитанников, чья для этого сегодня очередь, – сказал я дежурному сотскому, отдавшему мне карточку.

– Они говорят, – объяснял сотский, – что заведения осматривать не желают теперь, а хотят видеться с вашим высокородием.

– Проси и проводи сюда, – сказал я сотскому, правда, довольно неохотно, так как я только что сел за мой утренний завтрак и имел еще много дела впереди.

Опираясь поневоле на крепкую бамбуковую тросточку, явился колченогий, небольшого роста, коренастый, широкогрудый господинчик в очках, с длинными закрученными усами, с каштановыми завитыми волосами. Он имел добрую, пучеглазую, недоумелую, расплывшуюся физиономию и одет был довольно шикозно, но вместе с тем и довольно безвкусно.

То был Иван Петрович Песоцкий, с которым тут я впервые в жизни разговорился и тотчас в нем узнал (при всех жестоко странных его манерах и смешной страсти коверкать французский язык) ловкого русского кулака-лавочника, слегка натертого лаком палерояльной[260] цивилизации в смеси с пошибом, приобретенным им в «Фениксе» и других этого рода чисто российских общественных учреждениях. Беседа наша с ним продолжалась с час или полтора, но в течение этого времени, когда я разделил с моим гостем мой скромный завтрак, состоявший из яиц всмятку, масла, сыра бри, хлеба и кофе со сливками, нам по крайней мере раз пять мешали: то являлся эконом, то сотский, то который-нибудь из смотрителей, то дежурный учитель, то фермер, то, наконец, даже псаломщик, пришедший, как теперь помню, от священника с вопросом о том, где завтра надобно будет служить молебен по случаю необыкновенного отроения пчелы в прокоповичевских ульях[261]: на пчельнике или в церкви? Песоцкий, видимо, изумлялся этой многообъемлющей деятельности, восклицая: «Активите инкроябль!»[262] Я смеялся, объясняя ему, что все это лишь дело простой привычки и навыка. Но как бы то ни было, а почтенный Песец выяснил всю суть причины своего посещения мне и, заверяя, что Фаддей Венедиктович, о фон эн тре брав ом[263], протягивает мне чрез его посредство руку, и вместе с ним, оба, как соиздатели «Эконома», просят меня принять в редакции этого журнала, «будущность которого тверда», сколь возможно большее участие и давать в него постоянно мои статьи практического характера, вроде тех, какие в эту пору я давал для смеси «Отечественных записок». Я отзывался невозможностью, при моей настоящей службе, принять на себя какие бы то ни было постоянные условия[264]; но при этом объяснил, что, впрочем, не прочь сообщить в «Эконом» кое-какие статьи, вполне практические, только на этот раз не мною составленные, а смотрителем мастерских, Сергеевым, который имеет полное право ими располагать в свою пользу. Песоцкий стал настоятельно просить, чтобы я под этими статьями (одной с подробным объяснением правильного устройства кузницы, другой с практическими примерами приготовления несгораемых избяных крыш) подписал мою фамилию. Само собою разумеется, что я от этого предложения решительно отказался и согласился лишь на то, чтобы статьи эти, при напечатании их в «Экономе», были показаны как сообщенные из Удельного земледельческого училища.

– Статьи эти, – прибавил я, – требуют некоторой легонькой отделки, да и необходимо их прилично оформить для периодической печати. Они писаны человеком, превосходно знающим свое дело, но понятия не имеющим об условиях печати. Этот Сергеев завтра или послезавтра их вам доставит, а вы ему вручите тогда вознаграждение, за них следующее. Оставьте ваш адрес. Да, впрочем, зачем же, ведь он есть на вашей карточке.