Воспоминания об о. Александре Мене - [15]

— Так вот, Полковник, снова возвращаюсь к идее написать сценарий о жизни и смерти. Думается, там не должно быть актёров. Давайте возьмём интервью у людей, переживших клиническую смерть, у священнослужителей всех религий, выделим то общее, что говорит о посмертном существовании. Может, сами и поставите? Не зря же вы кончали Высшие режиссёрские курсы!

— Да кто же нам даст снять такой фильм?

— Дадут! Именно сейчас момент, когда можно прорваться. Кто знает, что будет потом!

На следующий день на пляже появляется фотограф. Вы немедленно извлекаете меня из морских волн. И вот мы сидим на обломке скалы перед камерой.

За несколько дней до отъезда получаем фотокарточки.

— А знаете, я ещё никогда так не отдыхал! И накупались, и поработали.

... В холодном вагоне с разбитыми окнами мы едем в Москву навстречу дождям, навстречу будущему.

о. Александр и Владимир Файнберг у Каспийского моря, сентябрь 1986 г.

16

Весной 1987 года я заканчиваю роман. И неожиданно решаю жениться. Представив вам Жанну, вижу ваше полное одобрение.

Вы венчаете нас, торжественный, строгий.

— Признаться, я очень беспокоился за Полковника. Негоже человеку быть одному. Дай Бог, хоть у вас всё будет хорошо, — говорите вы моей жене.

Перемена в моей судьбе нисколько не отдаляет нас друг от друга. В те дни, когда я посещаю храм в Новой Деревне, часто жду вас после службы, чтобы потом ехать вместе в Москву. Ожидание порой затягивается на долгие часы. Множество людей скапливается в церковном дворике, каждому необходимо задать свои вопросы, поговорить. Выйдя из храма, вы попадаете в плотное кольцо жаждущих общения. И для каждого находится слово, улыбка. Многие тянутся за вами в церковный домик, в кабинет.

— Минуточку! — Вы быстрым шагом выходите к воротам, где я жду у своего «запорожца». — Володя, ещё минут тридцать, от силы сорок, и мы поедем. Хорошо?

— Конечно. Не беспокойтесь, не спешите.

Проходит ещё час, полтора. Наконец вы появляетесь со своим неизменным тяжёлым портфелем, садитесь в машину, протягиваете бутерброд или яблоко.

— Извините, Полковник. Заставил вас столько прождать.

— А вы сами-то успели поесть?

— Поклевал. Ну, так какие новости с романом?

— Читают в разных журналах. Говорят, что очень интересно, нравится, а в рецензиях пишут, то что слишком велик объем, то что советский читатель не подготовлен к такого рода произведению.

— Это точно. Не подготовлен. Знаете что, сегодня, когда закончу все требы, заскочим к вам. На всякий случай хочу взять у вас один экземпляр.

— Зачем? Чем вы можете помочь? У вас самого ни одной книги в Союзе не издано.

— Пути Господни неисповедимы, — неопределённо говорите вы и спрашиваете: — А почему это вы не едите яблоко?

— Вести машину с ручным управлением и одновременно есть практически невозможно.

— Ну, так я вас буду подкармливать.

В Москве мы разыскиваем улицы, переулки, где живут люди, ждущие вашей помощи, благословения. Только вечером попадаем ко мне домой. Вы торопливо пьёте кофе, делаете несколько телефонных звонков, забираете рукопись романа.

И вот уже Ярославский вокзал.

— Храни вас Господь! — Вы осеняете меня крестным знамением и, как всегда, не оглядываясь, стремительно шагаете к платформам.

Дома Жанна рассказывает, что каждый раз, попадая к нам, вы, улучив минутку, спрашиваете: «Как у вас с Володей? Берегите его. Не нуждаетесь? Вот, возьмите деньги, только пусть он не знает».

Отец Александр, Александр Владимирович, Саша! Когда Жанна отказывалась от вашей помощи, вы тайком засовывали деньги в стоящие на полках книги! Совсем недавно, раскрыв давно не перечитываемого «Моби Дика», я обнаружил ещё несколько двадцатипятирублёвок.

С 1988 года в стране создаются условия, дающие вам возможность выступать с открытой проповедью учения Христа.

Первые выступления вне храма, первые публикации в газетах и журналах, подписанные «протоиерей Александр Мень». Конечно же, я счастлив, что вы вышли к людям, на громадную аудиторию. И в то же время глухое, завистливое неодобрение церковных иерархов, нарастающие угрозы общества «Память» — обо всём этом мне тоже становится известно.

— Батюшка, вы так рано уходите из дома, поздно возвращаетесь. Неужели вы не чувствуете, что это опасно? Однажды какой-нибудь мерзавец подстережет... Сколько ваших друзей, сменяя друг друга, могли бы вас охранять! И делали бы это с удовольствием.

— Ну, что вы, Полковник! На все воля Божия.

Мгновенная, словно при вспышке молнии, страшная сцена увиделась давно, ещё до того, как вас допрашивали в Совете по делам религий. Ещё в те дни просил и уговаривал стать осторожным. И всегда получал один и тот же ответ:

— На все воля Божия.

Летит время. Вас впервые выпускают за границу — в Польшу.

— Батюшка, если будет возможность, побывайте в Кракове. Говорят, замечательный город.

По возвращении вы объясняете, что всё время ушло на работу в библиотеках — изучали материалы к своему словарю по библеистике. Было не до поездок.

Однажды вы показываете мне длинный лист бумаги, где на компьютере набрано расписание выступлений на всю первую половину 1989 года. Заранее обозначен каждый день, час.

Наступает вечер, когда вы впервые появляетесь на экране телевизора. В это время мы начинаем видеться реже. Вы заняты с утра до вечера. Утром служба, днём требы, по вечерам выступления. А ещё встречи со все большим количеством людей.