Воспоминания об о. Александре Мене - [13]

— В чём дело, Полковник? Прекрасная еда. Никаких изысков, зато не поправимся, — сидя за столиком, вы с аппетитом хлебаете харчо.

— Не поправимся, — подтверждаю я. — Если не попадём в больницу — тоже будет хорошо. Знаете что, батюшка, с этой столовой все ясно. Давайте-ка переходить на фрукты. Чай, кофе у нас есть. Хлеб купим. Может, где-нибудь в магазине найдём сыр.

— Посмотрим, — неопределённо отвечаете вы, принимаясь за кашу.

После обеда покупаем на расположенном у ворот турбазы импровизированном базарчике виноград, груши и два арбуза. На обратном пути ухитряемся со всем этим добром пролезть сквозь проклятую решётку.

Очутившись в своей комнате, моем фрукты, при помощи кипятильника приготовляем по стакану растворимого кофе. Садимся работать. Тут выясняется очевидная вещь: писать вдвоём за одним столиком невозможно, тесно. Да и отвлекаем друг друга.

— Значит так, Полковник. Я беру стул, тумбочку и перехожу на балкон. Солнце оттуда уходит рано, ведь это восток.

— Давайте наоборот, — предлагаю я. — Здесь всё-таки стол, а у вас много бумаг.

— На балконе вы ничего не напишете. Будете глазеть на море, на туристок, короче говоря, рассеиваться. А я привык трудиться на воздухе. Ведь у меня в Семхозе беседка.

Вы обустраиваетесь и с ходу начинаете писать. А я долго не могу собраться с мыслями. Всё поглядываю на балкон, где вы работаете.

Отец Александр, Александр Владимирович, Саша! Неужели все это было? Был ваш огромный, великолепной лепки лоб, склонившийся над рукописью. Была рука, в раздумье закручивающая завитки в бороде. Неужели ничего этого нет? Не будет никогда? Боже, зачем Ты забираешь с земли лучших!

...Часа через полтора вы шагаете с балкона в комнату.

— Как дела, Полковник? А не попробовать ли нам арбуз? Где у вас ножик?

И снова усаживаетесь за работу. А вечером мы снова идём купаться в море.

15

Утро начинается с молитвы.

Я стою за вашим плечом. Вижу поднимающееся над морским горизонтом солнце, повторяю за вами вполголоса:

— Отче наш, Иже еси на небесех...

Мы читаем все утреннее правило.

Но как-то, когда на рассвете приехал на «жигулях» мой знакомый историк, чтобы отвезти нас к больному, и осталось совсем мало времени, вы ограничились одной молитвой. Мне неизвестной.

— Что это такое вы читали, батюшка?

— Давайте листок, я вам напишу. Чтобы выучили. Так я всегда молюсь, если не остаётся ни минуты.

Вот он, этот листок, передо мной:

Люблю Тебя Господи

Люблю более всего на свете

ибо Ты истинная радость душа моя

ради Тебя люблю ближнего

как самого себя Аминь

Написано без точек и запятых. Как говорится, как думается. На одном дыхании.

Обычно после молитвы вы спускаетесь вниз и бежите по тропинке вдоль берега. С балкона, где я делаю зарядку, видно, как фигурка в синей рубахе и синих брюках далеко-далеко забирает влево, скрывается за деревьями, вновь показывается...

— Володя! Спускайтесь скорей! — слышится снизу. — Смотрите, какое сегодня море — прелесть!

Так чрезвычайно просто складывается наша жизнь на турбазе. Постепенно и я втягиваюсь в работу. Роман близится к концу. Каждый вечер вы просите прочесть написанное мною за день.

— Давайте когда-нибудь сочиним вместе киносценарий! — предлагаете вы однажды.

— Какой?

— О жизни и смерти. Я постоянно об этом думаю. Вот вы закончите роман, я напишу все статьи для своего словаря, хотя конца-края этому не видно, и мы попробуем рассказать с экрана о самом важном для всех. Это действительно важно, особенно сейчас, когда началась великая суета. Вот вы радуетесь — перестройка... Я тоже, конечно, рад. Но знаю, что в той же мере, в какой возрастают силы добра, возрастают и силы зла. Нужно ориентировать людей на вечное. Мы ещё вернёмся к этому разговору... А сейчас я хочу предложить вам одну экспедицию. Вы заметили, там, у столовой, расположена танцплощадка? Не сходить ли нам посмотреть?

Поражённый этим предложением, поднимаюсь со стула.

И вот мы сидим в темноте на скамейке под раскидистым деревом. Перед нами на залитом электрическим светом асфальтовом пятачке дёргается, прыгает, трясётся толпа. Так называемый «диск-жокей» — парень из местного персонала — меняет кассету в магнитофоне и, явно издеваясь над публикой, орёт в микрофон:

— А теперь белый танец! Сегодня наши гостьи — туристки из Вологодский и Архангельской областей. Пусть дамочки — Маши, Наташи и прочие Нюши — сами приглашают кавалеров. Но только из местных! Чтобы показать дружбу народов. И даже любовь!

Подчиняясь этому призыву, девушки и женщины робко направляются к уголовного вида личностям, плотно окружившим танцплощадку. Усиленная динамиками какофония вновь взрывает тишину.

Мы идём в темноте по тропинке. Рядом бьётся о скалы морская волна.

— Я воспринимаю наше время как начавшийся Суд Божий, — говорите вы. — В сущности, с тех пор как Христос появился на земле, Суд уже начался. Ведь вся жизнь в человеческом обществе — это уже есть Голгофа.

Ночью разыгрывается шторм. После завтрака мы на весь день уезжаем в Дербент.

Этот город, возникший там, где гряда Кавказа ближе всего подходит к Каспийскому морю, издревле контролировал узкий проход с севера на юг. Грозная крепость Нарын-Кала до сих пор высится на скале.