Воспоминания о службе в Финляндии во время Первой мировой войны. 1914–1917 - [63]

Внутри Ивар-фьерда, прикрывая вход во внутренние шхеры матерого Оланда и в то же время для обстрела Финбу-фьерда, была возведена 4-орудийная 6-дюймовая батарея в Солисе. Все орудия отсюда взяты шведами, и как от самой батареи, так и от казарменных зданий больше ничего не осталось. Четыре месяца работали шведы в 1918 году, стараясь уничтожить все, что могло сколько-нибудь пригодиться и послужить для возведения вновь сильной 10-дюймовой батареи в Буксэ, защищавшей матерый Оланд с севера и на 120 кабельтовых обстреливавшей воды Ботнического залива. Более 200 шведов трудились над этим уничтожением батареи, ежедневно производя по несколько взрывов, так что кроме груды мелкого щебня и массы друг на друга нагроможденных камней здесь ничего не осталось от их усердной работы. Наконец, последняя уничтоженная ими батарея была в Хамнэ.

С этого пункта отлично виден открытый беспредельный Ботнический залив, насколько хватает глаз. От взрывов еще уцелели остатки орудийных установок и погребов, сделанных в сплошной скале. Пробитые в граните позиционные дороги хорошо сохранились и теперь. Далее шли уже батареи, прикрывавшие внутренний фарватер на Або и защищавшие его со стороны моря. Они к Оланду уже никакого отношения не имели, хотя и считались принадлежащими к позиции, как и батареи на Эрэ, Утэ и Юрмо, о которых я упомянул вообще, начиная эту главу, и потому они уцелели от разрушения. Укрепления Оланда стоили России несколько десятков миллионов рублей. Строителем их был военный инженер полковник Иванов, сам бывший артиллерист, а потому, может быть, они и оказались так удачно примененными к местности. Работать приходилось взрывами в сплошной скале в невероятно трудных условиях, и положено было много усилий и настойчивости для быстрого их выполнения.

Создателем Або-Оландской шхерной позиции считается ее начальник контр-адмирал Рихтер, а полковник Иванов лишь ее талантливым выполнителем. Ко времени назначения его заместителем контр-адмирала Саблина главное уже было сделано.

Оланд открывал огонь из своих батарей мало: немцы не смели близко показываться. Случайно два немецких крейсера прорвались к Мариехамну, но огонь батарей заставил их держаться на почтительной дистанции. Немцы отошли и занялись уничтожением лежащего впереди Мариехамна маяка, который и обратили в груду развалин. Батареи Эрэ стреляли по германскому кораблю «Зейдлиц», чтобы поддержать наш устаревший крейсер «Громовой», а Утэ один раз по германской эскадре, о чем я уже и рассказал.

С объявлением войны нормальное сообщение между Швецией и Финляндией на пароходах было прекращено. Последний пароход отошел 19 июля вечером на город Або, каковой по распоряжению финляндского генерал-губернатора 20 июля был закрыт и доступ туда запрещен. Между тем в первую неделю после объявления войны в Швецию стало прибывать из Германии по 1500 человек в сутки. Был объявлен мораториум, и в течение трех дней все банки в Швеции были закрыты, но и после их открытия русские деньги долгое время не принимались ни одним банком.

Вместе с тем в Швеции началась мобилизация, и железнодорожное движение было затруднено.

Императорская миссия в Стокгольме вошла в сношения со шведским правительством об устройстве железнодорожного движения по линии Торнео-Карунки. Впрочем, путем этим как долгим и неудобным мало пользовались, но все же миссии удалось настоять на быстром оборудовании этого пути, и уже 20 июля вышел первый поезд по этому направлению с русскими путешественниками. Даже миссия не имела возможности получить деньги из банка, поэтому пришлось войти в соглашение с Управлением шведских железных дорог о бесплатной перевозке русских туристов, какое и было получено. Высшие власти отвели помещения в казармах для прибывающих из Германии, а в некоторых городах по пути устроили даже питательные пункты, где русских кормили и снабжали провизией до границы. Среди прибывших было много больных: их пришлось отправлять прямо с вокзала в больницу. Шведское общество горячо отозвалось на дело помощи этим несчастным, и многие частные лица, и шведская Армия спасения оказали миссии неоценимые услуги. По инициативе последней образовался Особый комитет помощи русским туристам под председательством супруги посланника госпожи Неклюдовой. Вскоре выяснилось, что количество находившихся в Германии русских так велико, что отправление их по железной дороге невозможно, поэтому 25 июля посланником было созвано совещание при участии проезжавших через Швецию начальника экспедиции путей сообщения Императорского финляндского сената сенатора графа Берга, Э. Нобеля и представителя Финляндского пароходного общества для выработки способа перевозки в один из портов Ботнического залива. После соответствующих сношений с генерал-губернатором был открыт порт Раумо. Однако после того как немцы утопили пароход «Улеоборг», сняв с него возвращавшихся из России англичан и увезя их в плен, все официальные лица и вообще мужчины от 17 до 45 лет уже отправлялись на Торнео, и только женщины, старики и дети направлялись на Раумо. Когда началось движение русских туристов из Франции, Италии, Швейцарии и Англии, то пришлось установить еще другой путь из Зассница и Мальмэ на Гефлэ, минуя Стокгольм, а оттуда на Раумо. Для наблюдения за перевозкой русских в Гефлэ были командированы бывший вице-консул в Берлине Павлов и господин Вербицкий, предложивший свои услуги миссии с первого дня прибытия в Стокгольм русских туристов. Когда выпуск русских из Германии был ограничен, движение на Гефлэ было приостановлено, и все путешественники по-прежнему направлялись через Стокгольм. За полтора месяца работы через Гефлэ проехало свыше 10 тысяч человек. Наконец, после того как в Ботническом заливе были взорваны германцами три шведских парохода 24 ноября 1914 года, сообщение по морю снова было прервано, и остался единственный путь на Торнео. Однако вскоре наша миссия в Стокгольме добилась, что германское командование официально заявило о том, что все выпущенные ими русские путешественники могут беспрепятственно следовать в Россию из Швеции морем на Раумо, в дальнейшем стали перевозиться на Торнео только следовавшие из Англии и Франции. С наступлением холодов наша миссия в Стокгольме командировала господина Вербицкого в Карунки для организации зимнего сообщения с Торнео. Там было устроено большое, хорошо отапливаемое помещение, где русские туристы получали чай с хлебом и снабжались теплыми вещами, так как температура доходила до 40 °C. Из Карунки русские и их багаж направлялись на санях на Торнео. Нужно сказать правду, что измучившаяся и изголодавшаяся масса как саранча набрасывалась на пищу на станциях железных дорог, где по издревле установившемуся обычаю закуски и горячие блюда стоят на столе и всякий желающий берет сколько хочет и что хочет, уплачивая затем за взятое и съеденное в кассу буфета. Первые туристы не только уничтожили все находившееся в буфетах, но и унесли с собой всю посуду, не заплатив ни гроша. После этого богатые закусочные столы промежуточных станций уже отошли в область преданий, и при подходе поезда с русскими путешественниками к узловым станциям двери буфетов запирались на замок.