Воспоминания о службе в Финляндии во время Первой мировой войны. 1914–1917 - [64]

Так же тепло, как и к туристам, отнеслось население Швеции к русским инвалидам. Немцы выпускали вообще полных инвалидов, причисляя к ним всех неизлечимо больных: туберкулезных, больных раком, сифилисом, сумасшедших и пр., но среди них они пропускали и тех лиц, которые по тем или иным соображениям изъявили желание работать в России на пользу Германии. Это были все инородцы. Немцы придавали огромное значение вопросу освещения в России жизни русских пленных в Германии. Этим, может быть, до некоторой степени объясняется большой процент нижних чинов, сдававшихся в плен. Во всяком случае германское отделение генерального штаба обладало обширным материалом по этому поводу. Автору этих строк пришлось обнаружить в одной из партий сразу двух офицеров (прапорщики запаса, поляк и армянин), получивших задание работать в этом направлении и обильно снабженных фотографическим материалом, специально подобранным, судя по которому жизнь пленных в Германии была не жизнью, а масленицей. Позже приехало несколько офицеров горцев и азербайджанских татар, заявивших о том, что они выпущены из плена под обязательством работы среди своих сородичей против России. Кроме поляков ни один офицер другой национальности не пожелал работать на пользу Германии, да иначе и не могло быть, и даже поляки были не из числа кадровых офицеров, а из числа запасных, следовательно, случайных. Со стороны Швеции при обмене инвалидов находился принц Карл, которому в его работе помогала его супруга. Удостаивая наших раненых милостивого внимания и окружая заботами, они избегали всего того, что могло бы послужить поводом к манифестациям в их честь со стороны русских и пограничных русских властей. Был случай, когда приглашенный представителем его величества в Торнео по встрече инвалидов графом Шуваловым на завтрак принц вынужден был наутро по телеграмме из Стокгольма от такового отказаться. Сделано это было исключительно в силу того, чтобы не раздражать не столько германцев, сколько придворных германофилов. Среди возвращавшихся на родину германцев (из числа обменных инвалидов) около 30 % пытались увезти с собой внутри костылей или зашитыми в одежды донесения германских агентов и письма. Позже, когда костыли поголовно у всех стали отбираться, немцы стали писать на некоторых частях тела, что, конечно, тоже было обнаружено. Поражает во всяком случае та настойчивость, с которой каждый военнопленный германец хотел унести с собой на родину какое-нибудь сведение о неприятеле.

Я видел не одну партию вернувшихся инвалидов и по совести должен сказать, что большинство из них выглядело хорошо, истощенных не было. По-видимому, германцы старались подкармливать выпускаемых, ведь ехать-то приходилось через Швецию… Одеты, конечно, были неважно.

Возившие инвалидов в Петроград поезда должны были иметь всю отчетность законченной до прибытия в столицу поезда, который не смел остановиться у дебаркадера Финляндского вокзала ни минутой раньше, ни минутой позже. Принц Ольденбургский шутить не любил.

Глава 6

Организация военной цензуры в Финляндии

До войны Россия не имела никаких узаконений, касающихся военной цензуры. Когда была объявлена всеобщая мобилизация, то вспомнили о том, что ни военное, ни почтово-телеграфное ведомства не имеют решительно никаких руководящих законоположений по военной цензуре. В Главном управлении Генерального штаба нашелся экземпляр Положения о военной цензуре для Болгарской армии, выработанный во время войны с Турцией в 1912 году Его-то и взяли за основание, и в три дня было составлено и высочайше утверждено 20 июля Положение о военной цензуре с перечнем сведений, которые не могут быть оглашены каким-либо способом публично.

Первой была создана Петроградская военно-цензурная комиссия, куда было привлечено много чрезвычайно полезных работников из генералов, находившихся в отставке, и других лиц.

В конце июля, когда были получены в штабе 22-го армейского корпуса, стоявшего до войны в Финляндии, законоположения по военной цензуре, была образована Особая финляндская военно-цензурная комиссия, во главе ее поставлен прикомандированный к Гельсингфорсскому комендантскому управлению окружной воинский начальник в городе Брагестаде подполковник Белостоцкий. Выбор был сделан чрезвычайно неудачно: ни знаниями в этой области, ни способностями Белостоцкий, еврей по происхождению (выкрест), не обладал. При выборе помощников этот штаб-офицер прежде всего заботился не о пользе дела, а о личных своих выгодах и удобствах, подобрав себе служащих не из тех лиц, о которых говорил закон или которые действительно могли бы принести пользу, а из числа подчиненных гельсингфорсскому коменданту, по должности начальника местной бригады, делопроизводителей Управления окружных воинских начальников, несколько человек из которых были назначены даже на должность старших цензоров. Только в городах Або, Бьернеборге и Выборге военная цензура попала в руки офицеров и была более или менее налажена. Во всяком случае помимо нее ничего не могло проникнуть в печать или быть пропущено иным путем.

В половине августа получился громадный завал непрочитанной корреспонденции. Начались жалобы. Белостоцкий вместо организационных работ по цензуре занимался тем, что сам читал письма и ставил на них штемпель «Пропустить», что не означало того, что письмо это просмотрено было военной цензурой. Нарекания на работу военной цензуры, раздававшиеся по всему краю, вынудили финляндского генерал-губернатора по соглашению с командиром корпуса командировать в Петроград директора канцелярии камергера Горлова для ознакомления с работой военной цензуры, где считалось, что работа должна быть поставлена образцово. Наблюдения, вынесенные камергером Горловым из поездки, легли в основу чрезвычайно обстоятельного доклада, а затем должны были быть проведены в жизнь. Общее положение о цензуре было опубликовано во всеобщее сведение в Сборнике законоположений, касающихся Финляндии, только 29 августа 1914 года, и генерал-губернатор сделал распоряжение о командировании доя работ в комиссии значительного числа почтовых, телеграфных и таможенных чиновников. Кроме того, были привлечены к работе офицеры Финляндской местной бригады, передвижения войск Финляндского района, Управления генерал-губернатора, Финляндского жандармского железнодорожного полицейского управления и других учреждений. В это время штаб 22-го армейского корпуса был двинут на германский фронт, и военная цензура осталась без ближайшего руководителя, так как хотя и был сформирован нештатный штаб войск, но его обслуживало всего два офицера, и, естественно, что при всей массе работы, выпавшей на его долю, они не могли уделять времени на военную цензуру, да, кроме того, не было ясных указаний, кому, собственно, военная цензура в Финляндии должна подчиняться. Ни штаб 6-й армии, ни штаб командующего флотом, ни штаб Свеаборгской крепости ни разу до весны 1915 года в работу комиссии на вмешались. Руководящих указаний никаких не поступало, за исключением списков германских шпионов и наших сотрудников за границей, привезенных из Петрограда камергером Горловым. Списки эти были переданы Белостоцкому через штаб корпуса с указанием их особой важности и секретности и предписанием задерживать по ним корреспонденцию на имя шпионов и пропускать беспрепятственно по назначению на имя сотрудников. Позже эти списки дополнялись предписаниями штаба войск, расположенных в Финляндии, а когда он был переформирован в штаб 10-го Ополченского корпуса, то из сего последнего, что случилось уже в январе 1915 года. Первые два месяца работа военной цензуры в крае принесла кое-какую пользу: было задержано несколько писем германских шпионов. Но затем вдруг сразу все прекратилось: до весны 1915 года Финляндская военная цензура и в связи с ней Петроградская не дали никаких ценных задержаний. Разведывательные учреждения ломали голову над этим обстоятельством и строили целую кучу различных предположений. Начальником разведывательного отделения штаба главнокомандующего 6-й армии были сделаны попытки выяснить причины этого явления через своего помощника, не давшие, однако, осязательных результатов. Тогда решено было переменить председателя комиссии и вменить вновь назначенному лицу подполковнику Гольмбергу при приеме комиссии обязанность доискателя истинных причин проскальзывания корреспонденции. Старшими цензорами состояли люди положительные, знающие свое дело и надежные. Но вот, принимая должность, новый начальник цензуры посетил между прочим то отделение почтовой конторы в Гельсингфорсе, где производилась сортировка вынутых из почтовых ящиков писем по трактам, откуда упакованные уже в мешки с соответствующими надписями письма доставлялись в военную цензуру, которая, к слову сказать, помещалась совершенно отдельно от почты. Это уже был первый непорядок, ибо сначала письма должны были пройти через военную цензуру, а уже потом сортироваться по трактам. При дальнейшем ознакомлении подполковник Гольмберг увидел на стене сортировочной те секретные списки, которые Белостоцкий рассылал в ноябре 1914 года всем почтовым конторам, хотя и в секретном порядке. Позже оказалось, что эти же списки находились на стенах почтовых вагонов, находившихся в обращении по всем дорогам края вплоть до государственной границы. Мы не хотим никого обвинять, но весьма возможно допустить, что при таком способе хранения списки сотрудников и иностранных шпионов оказались известными нашим врагам, а наши агенты проваленными, что вскоре и подтвердилось путем сделанной проверки. Это был большой удар для всей нашей разведки, когда пришлось менять всех наших агентов, часть которых при этом была расшифрована нашими врагами в Швеции и Норвегии и даже арестована правительственными властями этих государств за шпионаж против этих стран и посажена в тюрьму Только наиболее опытным удалось случайно избежать ареста и бежать. Сюда следует прибавить, что в списках были фамилии всех германских агентов в Румынии, о которых сообщило нашему генеральному штабу французское командование. Конечно, немцы их сейчас же заменили. Объясняли это дело глупостью и необразованностью секретаря Белостоцкого, бывшего писаря Гельсингфорсского комендантского управления коллежского регистратора Ютта. Не сомневаюсь, что он в этом деле был мало виноват или даже вовсе не виноват, так как выполнял только приказания, получавшиеся им от своего начальника, и правом проверки, как выполнялись эти приказания, не обладал. Но подполковник Белостоцкий, рассылая списки почтовым конторам, должен был знать, для какой цели он их туда посылает, и проверить, что по ним сделано, но этого сделано не было, как не была проверена им работа ни одного военно-цензурного пункта в Финляндии, а их было девять, причем в Гельсингфорсе, Або и Выборге имелись отделения.