Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума - [4]

За этой первой встречей с антропософией для Белого последовали пять лет пламенной преданности ей, чему он обязан своими самыми значительными духовными переживаниями. Однако потрясения, сопровождавшие его дальнейший путь, не позволили ему включить антропософию в спокойное течение жизни. Уже в Дорнахе начал проявляться хаотический элемент его натуры. После пребывания Белого в России во время войны Рудольф Штейнер счел для себя невозможным хлопотать о въезде Белого в Швейцарию, как прежде намеревался. В Штутгарте между ними произошел долгий прощальный разговор, о котором Белый сказал, что он дал ему силы вынести будущую жизнь.

В узком дружеском кругу давно знали о подверженности Белого эмоциональным вспышкам; позднее литературный мир, схватившись за них, создал легенду, что Белый будто бы порвал с Рудольфом Штейнером. Серьезным поводом для этого стал, конечно, последний роман Белого. В образе доктора Доннера, темного оккультиста, занимающегося тайной политикой, Федор Степун увидел портрет Рудольфа Штейнера. Тем, кто меньше знал Белого, также было непонятно, как он, будучи писателем, мог создать в состоянии аффекта карикатуру на лицо, до конца жизни им почитаемое. Подобные призрачные образы (наделенные властью) вели в нем свое собственное стихийное существование, хотя позднее он признал их обманчивую природу. Об этом свидетельствуют его последние опубликованные в России автобиографические сочинения, в которых он незадолго до смерти стремится разъяснить потомкам, что встреча с Рудольфом Штейнером была самым значительным и ценным в его жизни. Тогдашний режим вынудил его выразить это в такой форме, которая понятна только тем, кто его знал. — В своих воспоминаниях я иногда подробно останавливаюсь на этих проблемах.

Мое детство протекало вначале на севере России, где быстрые реки окаймляются сосновыми лесами, а затем — среди приветливого среднерусского ландшафта, В одиночестве на природе в ребенке зрела убежденность в том, что существование человеческой души начинается не с рождения и не может закончиться со смертью: душа осуществляет свою земную судьбу, проходя через многочисленные жизни. Но где найти людей, которые могут ответить из потустороннего мира на жгучие жизненные вопросы? Новую уверенность в разрешимости этих проблем дала мне, пятнадцатилетней девочке, встреча с искусством прошлого в парижском Лувре. Боги совместно с людьми работали там над камнем. О том же свидетельствовали и средневековые соборы. Можно ли заново вызвать из глубин человеческой природы то, что некогда существовало на Земле? Как найти путь к этому утраченному достоинству искусства?

Только спустя семь лет, когда мне попались в руки книги Рудольфа Штейнера, во мне ожила надежда на то, что и в наше время есть верный путь к области духа. Встреча с Рудольфом Штейнером это полностью подтвердила.

Первая встреча с Рудольфом Штейнером

Впервые я встретила Рудольфа Штейнера в Кёльне 6 мая 1912 года. Некий насущный вопрос, на который мог ответить он один, привел нас к внезапному решению посетить его. Тогда мы с Борисом Бугаевым находились в Брюсселе, где я заканчивала учебу у моего старого учителя — известного гравера Августа Данзе. Через одного из друзей Бугаева мы узнали, что доктор Штейнер на днях будет читать лекции в Кёльне.

Сцены встреч с Рудольфом Штейнером можно передать только при условии, что будет представлена вся ситуация, в которой это происходило. К тому же в описание автору надо включить себя самого. Но я не решилась бы обнародовать эти переживания на грани фантастического, если бы Бугаев уже не опубликовал свою версию этого в журнале "Беседы" (Берлин, 1923 год).

Ради ясносги я вернусь назад на несколько лет. В то время в Москве появилась хорошо там известная личность — фрейлейн фон Минцлова, которая в кругу близких друзей выдавала себя за посланницу розенкрейцерского направления. Маргарита Волошина в своей автобиографии "Зеленая змея" упоминает как ее, так и некоторых членов образовавшегося вокруг нее кружка. Большинство самых молодых его членов мне были знакомы, но фрейлейн фон Минцлову я никогда не встречала.

Это была выдающаяся личность: высокообразованная, пламенно заботящаяся о будущем Европы, — прежде всего, полная тревоги в связи с опасностями, грозящими России. Одаренная мощным ясновидением, — правда, хаотическим, без умения всегда отличить предмет созерцания от внешней действительности, — она напоминала трагический образ Е. П. Блаватской. Своей миссией она считала основание эзотерического центра, из которого можно было бы противостоять надвигающимся бедам. Ее влияние усиливалось благодаря большим оккультным познаниям, соответствующим текстам и медитациям. Лишь позже выяснилось, что эти тексты были взяты из учебных материалов Рудольфа Штейнера, о котором она однако говорила, что он находится на ложном пути. Бугаев был избран ею для непосредственных контактов с тем кругом, который она представляла. Для этого он должен был совершить путешествие в Италию. Но Бугаев решил отложить эту поездку на будущее, — по причинам, касающимся только его личной судьбы. Хотя эти причины встретили понимание, все же его решение привело к тому, что фрейлейн фон Минцлова должна была, как она говорила, навсегда "исчезнуть". (Об этом упоминается в автобиографии Николая Бердяева.) Фактически с того времени о ней ничего больше не было слышно. — Перед тем, как исчезнуть, она передала Бугаеву свое кольцо и несколько евангельских изречений — в качестве "опознавательных знаков" на случай возможной встречи в 1912 году. Бугаев не исключал подобной встречи, специально ее не ожидая. Нечто подобное и произошло, — в особенной, странной форме. Об этом здесь будет лишь упомянуто. Хотя я держалась в отдалении от описанных событий и даже отнеслась к ним с недоверием, я оказалась причастной к ним, — прежде всего из-за того сна, который я увидела на Пасху в Брюсселе.