Воспоминания о моей жизни - [36]

Здесь, в стратегическом резерве, простояли мы около шести недель, прибыв 2 октября и выступив на юг, в Галицию, 14 ноября. К границе нас подвезли по железной дороге, потом мы шли – в большой мороз и при ледяном встречном ветре – пешком. Стали вокруг Волочиска около 30 ноября; измайловцы – в большом селе Остапье; штаб полка в замке какого-то польского графа.

Под Рождество гвардию перевели дальше на юг, причем измайловцев расположили на широких квартирах вокруг села Мыслова Русское по реке Збручу, на австрийской границе.

Мысль о передвижении гвардии на юг была связана с зимней наступательной там операцией 7-й армии. Но она не удалась, и к помощи стратегического резерва для развития успеха прибегнуть не пришлось.

Зато с октября по декабрь наша мысль была занята обещанным смотром гвардии Государем. Фактически, после нескольких фальшивых тревог, смотр состоялся 15 декабря, под Волочиском. Он оставил мрачное впечатление. Государь приехал к 1-й дивизии в полной уже темноте. Люди, стоявшие по щиколотку в грязи размокшей пахоти, не могли видеть царя. Лично меня он узнал и сказал несколько милостивых слов. После смотра все начальники отдельных частей были приглашены на обед в вагоне Государя. Он был гостеприимен, но крайне бледен – и физически, и в разговоре. За столом я сидел несколько наискосок от Государя; казалось, он очень устал и был рад, когда вся эта церемония кончилась и он прощально пожал нам руки. Мы не могли думать тогда, что это было настоящим прощаньем!

С вопросом о царском смотре связано следующее бытовое воспоминание. В конце октября, под Сергеевичами, наладив обучение полка с азов и добившись уже кое-каких результатов в области возвращения к гвардейскому виду, я уехал в отпуск на три недели.

Не успел я приехать в Петербург (моя семья жила тогда в Финляндии), как мне передали из запасного батальона полка, что почти назначен день царского смотра и что он должен состояться на фронте в ближайшее время.

Мне ничего не оставалось, как сейчас же сесть в обратный поезд и вернуться к полку.

Приехал я туда, никого не предупредив, вечером, часов в девять, когда было уже совершенно темно. Когда я вошел в зальце дома, который занимал штаб полка, передо мной открылась живая и неожиданная картина: вокруг длинного стола посередине комнаты сидело несколько офицеров во главе с моим заместителем – старшим полковником – вперемешку с дамами. Компания эта заканчивала свой ужин.

Дамы оказались женами соответствующих офицеров. На хозяйском месте председательствовала жена старшего полковника…

Все сконфуженно встали. Смущение и остолбенение хозяев и гостей можно было сравнить с последней, немой сценой из «Ревизора».

Я предложил продолжать трапезу и выразил свое «приятное» удивление видеть полковых дам в семейной обстановке на фронте. Председательский стул опустел, и я сел на него.

Полковой адъютант между тем справлялся по телефону насчет смотра. Оказалось, что его не будет, и, следовательно, я мог ехать назад в Петербург.

Поиграв в любезного хозяина с час, я покинул милую компанию, чтобы поймать свой поезд. До железной дороги нужно было ехать еще несколько верст на лошадях.

Под Волочиском гвардия простояла в резерве около двух с половиною месяцев. За это время совершилось переформирование ее в три корпуса – два пехотных и кавалерийский. Получилась маленькая армия, которой присвоили название «войск гвардии». Командовать ими вызвали традиционного Безобразова. Начальником штаба к нему назначили моего недавнего постоянного боевого соседа, командира преображенцев графа Н. Н. Игнатьева.

В середине февраля 1916 года нашу группу перевезли на Северный фронт. Она продолжала оставаться в резерве Ставки. Широкие квартиры сначала были отведены вокруг Режицы (в тылу Двинска). Полк осел в своих деревнях 22 февраля.

К Пасхе нас передвинули слегка на юг, и мы встретили ее 10 апреля в м. Прели, где штаб полка располагался в довольно удобной барской усадьбе.

7 мая двинулись еще более на юг, походом, в район Западного (среднего) фронта, где расположились, начиная с 17 мая, вокруг м. Глубокое.

Все эти месяцы пребывания в резерве позволили серьезно налечь на обучение, воспитание и приведение полка в порядок, по существу и по виду. Я образовал полевую учебную команду для подъема унтер-офицеров на уровень знающих заместителей офицеров. На этот важный вопрос, возникавший каждый раз в упорном бою, в войсках не обращалось должного внимания. Получилась своего рода полковая академия, в которой все, начиная с отдания чести, преподавалось выбранными специалистами. Я сам вел популярный курс тактики.

Вместо пришедшего в негодность снаряжения (ранцы были давно утрачены) выработали из подручного материала род брезентовой спинной котомки и однообразную, аккуратную пригонку всего снаряжения. Внешность солдата немедленно выиграла. Из других полков прислали людей посмотреть изобретение измайловцев и перенять его.

Я лично руководил тактическими учениями рот, стараясь развить в этом отношении молодых офицеров и унтер-офицеров.

Результаты, в смысле восстановления гвардейства, были представлены весьма успешно гвардейскому капризному начальству, съехавшемуся на полковой праздник 29 мая. Роты проходили церемониальным маршем в развернутом строю, имея тогда после пополнения сто рядов! Равнение и шаг поразили гвардейских командиров, набивших себе руку и глаз на красносельской парадности и отчетливости.