Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2) - [20]

Last not least*: эта теория превращала в революционную заслугу то, что с точки зрения правоверного бакунизма являлось изменой революции, - именно борьбу за политические права, стремление к ниспровержению абсолютизма.

* - Последнее, но не менее важное. Ред.

Эта теория указывала также, какие условия необходимы для успешности этой борьбы. Из нее вытекало, что абсолютизм только тогда будет обречен на смерть, когда направленное против него движение превратится в классовое движение пролетариата, которое будет более или менее энергично поддержано также движением других классов или слоев, выдвинутых ходом экономического развития на общественную арену. Та

63

ковы были те выводы, которые я изложил в вышеупомянутой брошюре "Социализм и политическая борьба", эпиграфом для которой я взял слова "Коммунистического Манифеста": "всякая классовая борьба есть борьба политическая".

Впервые опубликовано на немецком языке в газете "Vorwarts", Berlin, 1909, 31. III, N 76

Печатается по тексту книги: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969

Г. В. ПЛЕХАНОВ

Из статьи "Бернштейн и материализм" 376

В 1889 г. я, побывав на международной выставке в Париже, отправился в Лондон, чтобы лично познакомиться с Энгельсом *. Я имел удовольствие в продолжение почти целой недели вести с ним продолжительные разговоры на разные практические и теоретические темы. Однажды зашел у нас разговор о философии. Энгельс резко осуждал то, что Штерн весьма неточным образом называет "натурфилософским материализмом". "Так, по-вашему, - спросил я, старик Спиноза был прав, говоря, что мысль и протяжение не что иное, как два атрибута одной и той же субстанции?" - "Конечно, - ответил Энгельс, - старик Спиноза был вполне прав".

Если мои воспоминания меня не обманывают, при нашем разговоре присутствовал известный химик Шорлеммер; был при этом еще и П. Б. Аксельрод. Шорлеммера уже нет в живых, но другой из наших собеседников еще здравствует и в случае нужды, конечно, не откажется подтвердить точность моего сообщения.

Впервые опубликовано на немецком языке в журнале "Die Neue Zeit", Stuttgart, 1897-1898. Bd. II, N 44

Печатается по тексту книги: Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969

* В "Neue Zeit" первая фраза напечатана в следующей редакции: "В 1889 г. после Международного социалистического конгресса в Париже я вместе с Павлом Аксельродом отправился в Лондон, чтобы лично познакомиться с человеком, которым уже долгое время восхищался как самым глубоким и самым блестящим представителем революционной мысли девятнадцатого столетия". Ред.

П. Б. АКСЕЛЬРОД

Из воспоминаний 377

Во время конгресса 269 мы с Плехановым получили письмо от Степняка из Лондона: он звал нас к себе погостить, соблазняя нас свиданием с Энгельсом.

Мы решили поехать к нему после окончания конгресса.

В первое воскресенье после нашего приезда в Лондон Степняк сказал нам: "Ну, нужно вести вас к Энгельсу. Для меня ведь он здесь даром пропадает".

Нечего говорить, что к Энгельсу мы шли полные благоговения, и в этом отношении я и Плеханов ничуть не уступали друг другу.

У Энгельса по воскресеньям всегда собирались друзья и товарищи. Мы застали здесь: Эдуарда Бернштейна, уже вернувшегося после Парижского конгресса в Лондон, где было его постоянное местожительство; Эвелинга с женой (Элеонорой Маркс, дочерью Карла Маркса); Шорлеммера, профессора химии в одном из английских университетов, участника революции 1848 г., после поражения которой он эмигрировал из Германии.

Шорлеммер был близким другом Маркса и Энгельса, постоянно проводил с ними каникулярное время, освежаясь душой в беседе с ними. Летом обыкновенно он уезжал вместе с Энгельсом на остров Уайт. Между прочим, Шорлеммер немало помог Энгельсу в изучении химии, за которую Энгельс принялся, готовясь подвергнуть критике систему Дюринга 378.

Энгельс знал со слов Каутского, Бернштейна и Степняка о группе "Освобождение труда" и о нас с Плехановым. Он читал по-русски и был знаком с "Нашими разногласиями" Плеханова379. Принял он нас очень любезно, ласково.

Ему было уже за 70 лет. Слава, окружавшая его имя, ни в малейшей степени не отразилась на той сердечной простоте, которой он всегда отличался. При первой

66

встрече с Энгельсом мы мало говорили с ним о политических вопросах. Общий разговор носил скорее шутливый характер.

Елена Демут, которая заведовала хозяйством в доме Энгельса, как раньше заведовала хозяйством в доме Маркса, усердно угощала нас - уже не помню, чем именно, но, кажется, там был большой пирог, а также пунш и пиво.

Демут когда-то служила в доме родителей жены К. Маркса и с тех пор не расставалась с семьей Маркса, деля с нею и радость и горе. Либкнехт рассказывал, что, когда Маркс, увлекшись шахматами, засиживался слишком поздно с товарищами, Елена Демут заявляла категорически:

- Ну, довольно играть. Спать пора.

И Маркс подчинялся, не пытаясь протестовать.

Когда мы уходили от Энгельса, было уже поздно. Шел сильный дождь. Энгельс вышел в переднюю провожать нас.

- Ну, однако, шапокляк и без зонтика, - заметил он, обращаясь ко мне.