Воспоминания о будущем - [34]

Приложив определённые усилия, мне удалось спрятать волосы под парик, и теперь я с интересом разглядывала в зеркале ярко-рыжее отражение.

– Этого мало, – занудным голосом немедленно вставила Анабелл. – Тебя всё равно можно узнать, пусть и не с первого взгляда.

– Вижу… – задумчиво пробормотала я. Осмотревшись по сторонам, я вдруг зацепилась взглядом за предмет, который мог бы оказаться именно тем, что мне было необходимо. С напольной стойки я сняла шляпку, к которой была прикреплена полупрозрачная вуаль. Надела её, расправила вуаль и посмотрела в зеркало. Единственным ярким пятном на мне оставался рыжий парик, который проглядывал из-под вуали. Полупрозрачная вуаль слегка мешала обзору. Я повернулась к Анабелл, ожидая её вердикта.

– Знаешь, а это уже интересно, – сообщила она, рассматривая меня со всех сторон. – Ты предлагаешь не просто спрятать внешность мисс Барнс, но вовсе не показывать своё лицо, чтобы никто из зрителей не знал, кто поёт на сцене? В этом что-то есть. Но чего-то всё равно не хватает…

Она осмотрелась по сторонам, ничего не нашла, а затем открыла сумочку и достала из неё какой-то тюбик. Я сообразила, что это, только когда уже Анабелл схватила меня за подбородок тонкими, стальными пальцами и принялась деловито красить мне губы.

– Стой спокойно! – прикрикнула она, когда я протестующе замычала и попыталась вырваться. – А то криво получится…

Я невольно отступила назад, когда она наконец-то отпустила меня, и с трудом подавила в себе желание немедленно стереть помаду.

– Из чего она хоть? – неприязненно поинтересовалась я. Опасения за собственное здоровье никуда не делись.

– Олений жир. От него не умирают, – она критически рассматривала результат своих действий, а потом развернула меня лицом к зеркалу. – Посмотри. Так лучше. Только помаду пускай тебе Хогарт покупает.

Изучая собственное отражение в зеркале, я была вынуждена с неохотой согласиться, что Анабелл права. Вуаль не скрывала черт лица, но слегка искажала их. Посторонний взгляд невольно должен был задерживаться именно на ярко-алых губах или рыжем парике, которые мешали мысленному воссозданию моего портрета. Пожалуй, это действительно было то, что нужно. Затем я повернулась и с удивлением увидела, как на лице Анабелл впервые за весь день появляется одобрительная улыбка.

Глава 10

Вернувшимся вскоре Хогарту и миссис Браун мы объявили, что одолжим у театра на неопределённый срок часть реквизита. Директор, которому мы продемонстрировали мой новый сценический образ, пришёл в восторг и распорядился, чтобы миссис Браун подобрала мне одежду в тон к шляпе и парику. Следующие полчаса помощница костюмерши – молодая невзрачная серая девушка в таком же невзрачном сером платье – снимала с меня мерки, пока сама миссис Браун работала над ярко-красным платьем Маргарет, попутно руководя действиями помощницы. К концу этой процедуры я уже чувствовала себя порядком уставшей, на что Анабелл только фыркнула – мол, ты сама на всё это подписалась, так что теперь не жалуйся. Она была права, и я прикусила язык.

Когда костюмерша наконец-то позволила мне уйти, на лестнице меня снова подхватил мистер Хогарт и повёл в зрительный зал – знакомиться с труппой. Анабелл именно в этот момент вспомнила, что оставила дома невыключенный утюг (на самом деле она упомянула встречу с портнихой, о которой совсем забыла, но смысл был примерно тот же), и поспешно распрощалась, напоследок шепнув мне, что будет ждать в карете. Её явное нежелание встречаться с актёрами было совершенно открытым, но я решила добиться от неё правды позднее. Директор театра учтиво проводил её до дверей, и, едва Путешественница скрылась из поля зрения, я почувствовала неуверенность, впервые оставшись наедине с совершенно незнакомым мне миром. Всё-таки присутствие чопорной и хладнокровной Анабелл, пусть и безгранично преданной Путешественникам, неплохо меня успокаивало.

Ну, ладно. Разберусь сама.

На сцене полным ходом шла репетиция. Маргарет, одетая на этот раз в платье винного цвета, нервно вышагивала из угла в угол, всем лицом выражая сильнейшие душевные терзания. Наконец, не выдержав напряжения, она бросилась на кушетку, и к ней немедленно подбежала седая кормилица (если я помню правильно, в пьесе её звали Энона) и принялась причитать над убивающейся царицей, параллельно пытаясь выяснить причину её мучений. В отличие от ведущих актёров, одетых современно, на остальных действующих лицах были тоги. Я так и не поняла причин этого различия – то ли сценические костюмы главных героев находились в стирке, то ли это была такая смелая режиссёрская находка.

Зато именно сейчас я наконец-то сообразила, почему Хогарт назвал постановку скандальной – во-первых, у всех актрис были слишком открыты плечи, спины и грудь, и было очевидно, что под сценическими костюмами нет тонн нижних рубашек, сорочек и так далее. А во-вторых, скандальной была сама пьеса. Действительно, ставить в викторианской Англии с её моральными устоями действо про то, как царица влюбляется в собственного пасынка, позабыв о муже, долге, ребёнке, и не может совладать с этой страстью – это очень смело.