Воспоминания о будущем - [32]

– Только я этого что-то совсем не чувствую! – спор на сцене разгорелся с новой силой, и актриса зло топнула ногой. – Думаете, я не знаю, что вы все за моей спиной строите мне козни? А ведь я единственная, кто в этом чёртовом театре хоть что-то делает! МакКинли пьёт, Гровер ворует…

– Что-о-о?! – протяжно взвыл брюнет, разом растеряв весь свой богемный вид, и одним движением вскочил на ноги. – Да как ты смеешь?!.

– Правда глаза колет? – язвительно прошипела женщина. Сузив глаза, она вдруг стала удивительно похожа на рассерженную кошку, которой наступили на хвост. – Не так ли, милый?

– Клевета! – как-то по-женски взвизгнул, по всей видимости, упомянутый ею Гровер. В руках он беспокойно мял какие-то листы – должно быть, сценарий. Пальцы у него были белые, длинные, кисти неприятно напоминали пауков. – Сама рыщешь по театру в поисках свежих слухов и сплетен и разносишь их по окрестностям, как помойная крыса – чуму!

Последнее сравнение оказалось особенно ярким, и лицо актрисы перекосилось от злости.

– Ничтожество, – выплюнула она в ответ.

– Истеричка, – отрезал тот.

– Посредственность, – припечатала актриса, что, видимо, в её арсенале оскорблений обладало какой-то особой силой. Затем она гордо выпрямилась, подобрала подол платья и удалилась со сцены куда-то за кулисы. Полная дама, на которую она кричала в самом начале, проворно поспешила следом, что при её габаритах было не так легко. Молодой человек посмотрел вслед актрисе с выражением глубочайшего отвращения на лице, затем вернулся на своё место и начал аккуратно разглаживать безнадёжно помятый сценарий. Мистер Хогарт глубоко вздохнул, осмотрелся, и только сейчас заметил нас. Всё это время мы с Анабелл стояли молча у дверей, издалека наблюдая за развернувшимся представлением.

Хогарт очень резво направился в нашу сторону, вызвав удивлённые взгляды актёров. Усталость на его лице сменилась выражением самого искреннего радушия.

– Я счастлив видеть вас, мисс… – тут он осёкся, театральным жестом прижал ладонь ко рту, как человек, в самый последний момент не выдавший страшную тайну, и покаянно склонил голову. – Приношу свои глубочайшие извинения. Я всё помню, и мы обойдёмся без имён. Смею ли я надеяться, что моё предложение нашло в вас отклик?

– Можно и так сказать, – подтвердила я, позабавленная витиеватостью формулировки.

– Вы не можете представить, как я счастлив! – круглое лицо директора театра стало ещё круглее от появившейся там широкой улыбки. – Это лучшее известие за весь сегодняшний день! Позвольте пригласить вас в мой кабинет, чтобы мы могли в спокойной обстановке всё обсудить?

Я согласно кивнула, Анабелл сохраняла молчание, а Хогарт махнул рукой, обращаясь к остальным присутствующим:

– Продолжайте!

На сцену поднялись несколько человек для следующего акта, а мы, следом за режиссёром, вышли из зала.

Кабинет Хогарта оказался небольшим, но обставленным добротной мебелью. На письменном столе был завал из бумаг, а сбоку скромно стояла пузатая бутылка бренди и пара бокалов. Судя по количеству остававшегося в ней напитка, директор был не прочь сырым английским вечером принять добрый глоток горячительного.

– Я смею надеяться, что вы обдумали мои слова, мисс Барнс, – обратился ко мне Хогарт, тщательно прикрыв за собой дверь.

– Ну не знаю, – иронично вставила Анабелл, глядя на меня. – Если у вас такие концерты, как сегодня, проходят регулярно…

Директор только махнул короткопалой рукой.

– Маргарет – великолепная актриса. Невероятно талантливая. Для нашего театра огромная удача, что она играет у нас. Мне очень жаль, что ваше знакомство с нашим театром началось именно с этой пренеприятной сцены. Но, как у всех талантливых людей, у Маргарет свои… привычки. Ни одна премьера у нас не обходилась без скандала во время репетиции. Таким образом она настраивается, готовится к роли, – последние слова он произнёс с неким благоговением.

Путешественница тихо фыркнула, но директор всё равно её услышал и пожал плечами.

– Все привыкли и просто терпят. Гроверу – нашему ведущему актёру – конечно, приходится тяжелее остальных, потому что именно ему чаще всего адресованы её нападки. Но у него свои особенности, и нам – простым смертным – остаётся только смириться.

– Мистер Хогарт, – решила перейти к делу я, – ваши вчерашние слова меня заинтересовали. Однако прошу вас принять во внимание, что я по-прежнему связана светскими условностями, и время, которое я могу провести здесь, весьма ограничено.

– Я всё прекрасно понимаю, мисс Барнс, – на этот раз директор театра выглядел вполне серьёзным. – Разумеется, я приложу все силы для того, чтобы наше сотрудничество вышло как можно более плодотворным.

Он так и сказал – «сотрудничество», и я взглянула на него внимательнее. Интересно, всё это театрально-манерное поведение – это просто маска? Так сказать, издержки профессии?

– Итак, – Хогарт предложил нам присесть и сам расположился за письменным столом. – В театре мы стараемся чередовать серьёзные, трагические пьесы с бытовыми, комическими пьесками. Но сейчас у нас, если можно так выразиться, «трагический период», и мы ставим пьесу французского драматурга Расина «Федра».