Воспоминания - [111]
Калифорнийский университет не частный, а штатный. Он состоит из восьми отделений; главное отделение находится в городе Беркли вблизи Сан–Франциско. Отделение в Лос- Анжелесе основано всего лишь лет шестьдесят тому назад. Поэтому библиотека в нем бедна; в ней всего только 700 ООО книг. Андрей писал в это время в дополнение к своей диссертации монографию о политике Людовика ХП^и Вильгельма П1 в 1683 г. Кроме микрофильмов, полученных им из голландских архивов, ему нужны были книги из Библиотеки Йельского университета и из Нью–Йоркской Публичной библиотеки. Я в эти года начал заниматься вопросом о характере русского народа. Книг для этого вопроса тоже очень мало в Лос–Анжелесе, а в Йельском университете и в Нью–Йорк- ской Публичной библиотеке они имеются в большом количестве. Поэтому летом каждый год мы ездили в штат Коннектикут и жили на даче профессора Вернадского в 18 милях от Нью–Хевена.
В 1951 году получилось из Нью–Йорка печальное известие о том, что профессор Спекторский упал на лестнице; у него получилось сотрясение мозга, а потом кровоизлияние в мозг и он умер. Вскоре после того неожиданно умер Б. А. Бахме- тев и после долгой болезни Г. П. Федотов. Бахмотев дал из основанного им „Humanities Fund" тысячу долларов издательству The International Universities Press, чтобы поддержать издание моей книги „History of Russian philosophy”. В сентябре 1951 эта книга появилась в свет. Годом раньше Галич (Леонид Евгениевич Габрилович) напечатал в газете «Новое Русское Слово» две статьи, в которых старался доказать, что никакой русской философии нет. Когда появилась моя книга, он написал фельетон под заглавием «Летопись русской мысли», в котором упрекает меня за то, что Герцену, Бакунину у меня отведено гораздо меньше места, чем, например, от. Сергию Булгакову. На это я отвечаю, что если бы я писал историю русской мысли вообще, я должен был бы уделить много места Герцену и Бакунину; но моя книга есть история лишь одной области русской мысли, именно философии, а в подлинную философию, в гносеологию и метафизику Герцен и Бакунин ровно ничего не внесли.
Вслед за этим Галич в статье своей, кажется, о Льве Ше- стове, цитируя из моего письма только первую часть сложного предложения, именно что книга моя не есть история русской мысли, сказал, что, по моему собственному призна- нию, русская философия не есть область мысли. Такое цитирование части предложения с целью приписать автору мысль, прямо противоположную тому, что он сказал, есть прием, может быть, и остроумный, но, конечно, не соответствующий добрым литературным нравам. Книга моя вызвала много рецензий, которые делятся на две категории: лица, отрицающие возможность метафизики и ненавидящие религию, как, например, Сидни Хук, резко отрицательно оценивают мою книгу; наоборот, ценящие метафизику и религию, хвалят книгу.
Недавно появилась книга новозеландского философа М. Moncrieff’a „The Clairvoyant of Perception" (Теория восприятия, как ясновидения). Это теория до некоторой степени подобная моему интуитивизму, именно учение о непосредственном восприятии внешнего мира. В своей книге «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция» я говорю, что моя теория ставит «даже и обыкновенное чувственное восприятие, например видение глазами дерева на расстоянии десяти метров от меня, на один уровень с ясновидением» (стр. 2).
В настоящее время это учение под названием «непосредственный реализм» все более распространяется в католической философии; оно существует также в англо–американ- ском неореализме; в начале 1953 года профессор Гарвардского университета Wild вместе с тринадцатью другими американскими философами издал сборник „The Return to Reason" с такою же теориею знания, которую они называют «реалистическою философиею». Лет через пятьдесят это будет наиболее широко принятая теория знания. Хотя я первый разработал эту теорию всесторонне, именно в гносеологии, логике и психологии, она не будет связана с моим именем, во- первых, потому, что мои соотечественники, русские, никогда не солидарны друг с другом и, во–вторых, потому, что западноевропейцы презрительно относятся к русским.
Кроме профессоров Маршалла и Таттля, в Соединенных Штатах, по–видимому, есть еще кто‑то ценящий мою философию. Я предполагаю это, имея в виду следующий факт. Вскоре после напечатания моей «Истории русской философии» я получил из „The International Mark Twain Society“ извещение о том, что мне предложено звание почетного члена (Honorary Member) этого общества. В числе почетных членов Общества находятся такие лица, как Винстон Черччилль, герцог Виндзорский, президент Труман, Бернард Шоу и многие другие видные писатели, ученые и т. п.
Одно из печальных явлений нашей эмиграции как в Западной Европе, так и в Америке есть наличие нескольких русских православных юрисдикций. Патриарх Тихон издал 20 ноября 1920 г. указ, согласно которому русские православные епископы могут управлять своею епархиею самостоятельно, пока нет нормальных сношений с Матерью–Цер- ковью. В этом указе сказано, что желательно, чтобы епископ старался соединяться при этом с соседними епископами. Митрополит Антоний (Храповицкий), обосновавшись в Срем- ских Карловцах в Югославии, основал там «Высшее Церковное Управление». В Париже возникло другое средоточие зарубежной русской Церкви с митрополитом Евлогием во главе. Указ патриарха Тихона «карловчане» стали произвольно толковать в том смысле, что будто не только соседние, а и все епархии за границею должны объединиться в одно целое с митрополитом Антонием во главе. Это притязание их, вообще канонически неоправданное, стало уже совершенно неприемлемым, когда патриарх Тихон признал, что поведение «карловчан» опасно для жизни Русской Православной Церкви в СССР и 22 апреля (5 мая) издал за N° 347 указ, которым упразднял Карловацкое Высшее Церковное Управление «за чисто политические от имени Церкви выступления, не имеющие церковно–канонического значения», то есть не обоснованные канонически. Поводом к этому указу послужило, между прочим, следующее обстоятельство. «Карловчане» на своем «соборе» говорили, что большевиками разбиты все силы, выступавшие против них, осталась в России одна лишь Православная церковь, способная бороться против них. «Карловчане» не послушались указа патриарха, утверждая, что «указ этот несомненно написан под давлением большевиков и врагов Церкви».
Этой книги для советского читателя вроде бы не существовало, она переиздавалась у нас лишь по спецзаказу. Между тем этот труд Н. О. Лосского (1870–1965), пожалуй, единственный в своем роде достаточно полный обзор истории русской философии. Славянофилы, западники, русские материалисты 60-х годов XIX в., Вл. С. Соловьев, князья С. Н. и Е. Н. Трубецкие, отцы Павел Флоренский и отец Сергий Булгаков, Н. А. Бердяев, Л. Н. Карсавин, последователи марксизма и поэты-символисты — вот те основные пункты развития отечественной теоретической мысли, которые нашли отражение в книге.
Н. Лосский. Бог и мировое зло. Основы теодицеиПеч. по изданию:Лосский Н.Бог и мировое зло. Основы теодицеи. Прага, 1941.В этой книге, как писал Н. О. Лосский в своих воспоминаниях, он использо-вал разработанный им вариант персоналистической философии «для объяснения415всех несовершенств не только человека, но и всей даже неорганической природы.Согласно персонализму, весь мир состоит из личностей, действительных, как,например, человек, и потенциальных, то есть стоящих ниже человека (животные,растения, молекулы, атомы, электроны и т.
Печ. по изданию:Лосский Н.Достоевский и его христианское миропонимание. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1953 (с предисловием С. Левицкого).Указанная публикация книги на русском языке явилась ее вторым изданием.Первое издание вышло в переводе на словацкий язык:Losskij N.Dostojevskij a jeho krest'ansky svetonâhl'ad. Bratislava, 1946.Это обстоятельное исследование религиозного аспекта творчества, идей и личности Ф. М. Достоевского тесно связано с главным этическим трудомН. О. Лосского «Условия абсолютного добра (Основы этики)», который создавался в те же годы и в котором автор часто обращается к Достоевскому.С.
Николай Александрович Бердяев — крупнейший русский философ XX века, после Октябрьской революции 1917 года был выслан из России. В своем творчестве Бердяев перешел от марксизма к философии личности и свободы в духе религиозного экзистенциализма и персонализма. Большое внимание Н.А. Бердяев уделял особенностям русского сознания и мировоззрения.Николай Онуфриевич Лосский — выдающийся представитель русской религиозной философии, один из основателей направления интуитивизма в философии. После революции, как и Бердяев, он был выслан из России и продолжал свою деятельность в эмиграции.В книге, представленной вашему вниманию, собраны произведения Н.А.
МОСКВА ИЗДАТЕЛЬСТВО «РЕСПУБЛИКА» 1995(Мыслители XX века)Книга содержит труды русского философа Николая Онуфриевича Лосского (1870-1965), созданные в эмиграции в зрелый период его творчества и впервые издающиеся у нас.Автор предстаёт здесь не только как глубокий, оригинальный мыслитель, но и как талантливый популяризатор. Публикуемые работы всесторонне раскрывают особенности его мировоззрения – своеобразного варианта персоналистической философии – и его учения об интуитивном пути познания, включающем разные формы интуиции, в том числе и такую неоднозначно толкуемую её разновидность, как мистическая интуиция.Издание рассчитано на тех, кого интересуют проблемы отечественной и мировой философии, теории религии и науки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.