Воспоминания корниловца: 1914-1934 - [114]

Шрифт
Интервал

Подошли мы с паспортом в руках. Нам сразу пододвинули стулья, но мы, отвыкнув от вежливости за годы советской власти, сели только после вторичного приглашения. Заведующий преобразился и даже избегал слова «товарищ»:

— Вы можете… Конечно, мы вам сделаем… Сию минуточку!.. Вон там окошечко номер четыре, через полчасика все будет готово!

Господи, какая мерзость!

Но на Александровском вокзале я за неимением валюты стоял в очереди за билетом четыре дня. За валюту можно было получить без очереди хоть сто билетов. За советские деньги пять-шесть билетов в день. На валюту разрешили обменять по три рубля на человека.

Поезд двинулся на Запад. В тот вечер была страшная метель.

Радовались ли мы? Вовсе нет. До границы еще рано радоваться.

Поезд шел по Белоруссии. Минск. По дороге понуро плелась лошадь, запряженная в пустую телегу, рядом шел мужчина.

Негорелое. На станции никого, кроме погранохраны, посторонним доступ запрещен. Произвели телесный осмотр с бесцеремонностью чекистов, привыкших обращаться с людьми как с неодушевленными предметами. Обратили внимание на шрам от ранения. Сказал: ранен еще в австрийской армии. С усмешечкой извинились. В буфете играла музыка. Появилась группа молодых людей, говоривших на неизвестном мне языке. Подошла небольшая полная «товарищ под мадам» — женщина в соболях. Ни ее, ни молодых людей не обыскивали. К польской границе шел паровоз с двумя пустыми пассажирскими вагонами. Кроме нас — никого. Потом вошла «товарищ под мадам» в соболях, посидела в нашем купе, сказала несколько фраз и, улыбнувшись в пространство, вышла. Поезд тронулся. С левой стороны, заглядывая под вагон, тяжело топая, бежал пограничник, держа параллельно земле трехлинейку с примкнутым штыком.

Как будто на самом деле выезжаем. Русской земли осталось еще пять километров. Сидим, молчим. А о чем говорить? Небо серое, на полях пятна мокрого снега, моросит дождик, сосновая рощица, потом пустое поле — последние полоски русской земли.

Почти двадцать долгих страшных лет остаются позади. Кровь, страдания, любовь и надежда остаются на этой прекрасной многострадальной земле. Эта страна, мечта моей юности, стала моей второй родиной. Полюбив ее, я в нее поверил и никогда, ни на одно мгновение в ней не сомневался.

Любляна, 1934–1935

Рекомендуем почитать
Фёдор Черенков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мемуары

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.