Воспоминания - [49]

Я бы охотно перескочила прямо к 1828 году, такому знаменательному в жизни отца моего, но, нечего делать, надо прежде рассказать казус, случившийся в нашей семье в 1827 году и наделавший много шуму во всем Петербурге. Постараюсь передать вкратце все то, что знаю об этом удивительном событии. В прошлой главе моих воспоминаний я уже упомянула о том, что дочь графа Александра Петровича Толстого, выйдя из Екатерининского института, опять поселилась у бабушки Рытовой и к нам ездила только в гости. Представьте же удивление всех наших, когда в одно воскресенье старуха Авдотья Ивановна Рытова приехала к нам с Лизанькой и привезла с собою красивого молодого гвардейского офицера. Торжественно вошла генеральша в гостиную, взяла за руки внучку и офицера, прямо парочкой подвела их к папеньке и без всяких предварительных объяснений гордо сказала:

— Поздравьте, граф, жениха и невесту!..

Отца моего эта неожиданная новость так поразила, что он растерялся и не мог выговорить ни слова. Зато граф Константин Петрович так разобиделся неслыханной дерзостью старухи Рытовой, что, вспыхнувши весь, распетушился и, не помня себя, наскочил на генеральшу с вопросами:

— Что? Жених? Какой жених? Откуда жених? Мы, родные дяди, ничего и не знаем… Помилуйте, Авдотья Ивановна, разве так порядочные люди делают? Ведь, кажется, Лизаньку брат Александр препоручил нам? А вы без нас изволите распоряжаться в таком важном деле. Жених! Жених! Кто это такой?

— Потише, граф! Не с вами говорю, а с Федором Петровичем. И нечего мне вас миловать, и ничего я вам не делаю, а выдаю мою внучку замуж — вот и все! А за кого, это уж мое дело! Слава Богу, не маленькая, понимаю… И за дрянь какую-нибудь свою внучку не сосватала бы.

Раскричалась на дядю генеральша и, отдернув Константина Петровича в сторону, опять важно обратилась к папеньке:

— С вами говорю! Представляю вам жениха, которого сам Бог послал моей Лизаньке! Рекомендую: сын благородных богатых родителей, поручик гвардии Дмитрий Николаевич Никитин! — запыхавшись, отбарабанила злая старуха и, пихнув молодого человека к папеньке, прибавила: — Ну, мой батюшка, теперь рекомендуйся своим будущим дядюшкам и тетушке сам. Тебе ведь за словом в карман не ходить, а я свое дело сделала… больше ни слова не скажу!.. — и, со злостью стиснув зубы, генеральша опустилась на диван.

От этой неприятной сцены все присутствовавшие в гостиной остолбенели… Но красивый гвардеец действительно за словом в карман не ходил и очень ловко и умно сумел вывернуться из своего неприятного положения. Кончилось тем, что к концу вечера он так всех очаровал собой, что гости наши начали поздравлять папеньку, тетку Надежду Петровну и дядю Константина с прекрасной партией, которую Бог послал графине Елизавете Александровне. К, тому же жених и невеста были, видимо, влюблены друг в друга без памяти… Лизанька просто сияла от счастья, беспрестанно подсаживалась к дядьям и теткам, расхваливала своего Митю и просила полюбить его… А старуха Рытова, с своей стороны, тоже хвасталась всем выгодой будущего замужества своей внучки с Дмитрием Николаевичем Никитиным; по ее словам, родители его имели прекрасное состояние, он сам был принят во всех знатных домах Петербурга, причем уверяла, что сам граф Арсений Андреевич Закревский[114] будет у него посаженым отцом, и венчаться они будут в Казанском соборе… А ей самой дороже всего в этом женихе, то, что он нравственный молодой человек: поручик гвардии, а Бога не забывает!..

Что же после всего этого оставалось делать дядям и теткам, как не радоваться тоже на счастливую партию, которая предстояла их простенькой племяннице Лизаньке. Добродушный дяденька Константин даже раскаивался в том, что погорячился со старухой Рытовой. Тревожный вечер первого знакомства с Дмитрием Николаевичем Никитиным кончился тем, что за ужином все от души выпили папенькиной шипучей водяночки за здоровье жениха и невесты, пожелали им счастья и весело разъехались по домам.

Отцу моему во всей этой истории непонятно было одно: где старуха Рытова, которая никуда не выезжала, могла познакомиться с молодым гвардейцем, как она так скоро успела сосватать за богатого человека свою сравнительно небогатую внучку? Все это казалось странным… Но и эта загадка скоро разъяснилась чрез племянника нянюшки Матрены Ефремовны, Ивана Кудрявого. Но прежде всего надо сказать, что сталось с самим Иваном Кудрявым со смерти графа Александра Петровича; это необходимо для ясности моих будущих рассказов.

У делового, умного вольноотпущенного семь лет со смерти барина-благодетеля недаром пролетели. Видно, он хорошо сумел воспользоваться дарованной ему волей и наградой за верную службу, если в то время, как графиня Елизавета Александровна собралась выходить замуж за Дмитрия Николаевича Никитина, бывший крепостной человек отца ее был уже купец 2-й гильдии, имел на Мещанской улице (теперешняя Казанская улица) свой собственный дом, держал в нем «русскую кухмистерскую», разъезжал на паре своих лошадей… Короче сказать, сделался гораздо богаче отца моего и дяди Константина Петровича, которые, не тратя денег на извозчиков, больше путешествовали «на своих на двоих». Но надо приписать чести Ивана Кудрявого, что для всей семьи нашей он остался навсегда не чем иным, как крепостным человеком, во всякое время готовым на все послуги. Помню, после маменька часто вспоминала, как терзал ее Иван Никитич своим унижением и почтением ко всему нашему дому. Да это я и сама даже помню, как он, уже женатый на польской шляхтянке, приезжал с нею в своем экипаже поздравлять нас с новым годом. Приедут и стоят, и заставить их сесть перед маменькой не было никакой возможности. Измучается, бывало, с ними совестливая, ласковая мать моя; умоляет, упрашивает: