Воспоминания - [33]

На это барышни Дудины отвечали ей:

— Смотри, Машенька, когда будешь «в случае», не забудь нас, бедных!..

— Озолочу вас, милочки, озолочу!..

И Колесникова опять кинулась к принцу.

Тетка Марья Федоровна забарабанила экосез[80]. Принц подхватил в объятия Машеньку и начал в одно и то же время и дирижировать, и исполнять свои собственные приказания…

— Фон-туртельтак! — закомандовал он во все горло. — Все парами!.. Все по углам!.. Все в кучу!.. Кружитесь!.. Мазурку!.. Галоп!.. Матлот!..[81] Balancez!..[82] Меняйте дам!.. Галоп по всем комнатам!.. Опять в кучу!..

Охриплым голосом кричал принц, носясь, кружась с Машенькой и тиская ее в кучу танцующих… Все это менялось быстро, без остановки. Общий хохот заглушал игру Марьи Федоровны, наконец, она отбила себе пальцы и перестала играть; «фон-туртельтак» продолжался без музыки… Дамы одна за одной вырывались из рук кавалеров и в изнеможении падали на диваны… Один принц Оранский, напевая: «Без музыки таки-так! Без музыки таки-так!», насильно вертел и таскал Машеньку, которая, задыхаясь, молила его о пощаде.

— Ваше высочество!.. Пустите!.. Не могу… умираю…

Наконец, принц выпустил ее из объятий и с криком: «Прощайте! Уезжаю! Не провожать!» — выбежал в переднюю. Но и там не мог угомониться, его соблазнила оплывшая сальная свеча: он проворно захватил на палец сала, намазал им себе губы, опять влетел в залу и чмокнул Колесникову прямо в губы… румяна и белила с него уже все слезли, и тут только Машенька узнала его…

— Лешка подлец! Милочки, это не принц Оранский!.. Это брат ваш Лешка!.. Держите его!.. Держите его! Я ему выдеру уши…

Но Алеша Дудин уже «был таков».

Не прошло и пяти минут, как добродушная Марья Алексеевна уже хохотала над собой со всеми вместе.

— Вот надули-то!.. Вот надули… Да ничего, так было весело!..

— Да как ты, Машенька, могла поверить, ведь на принце Оранском все звезды и ордена были бумажные… Федор Петрович с Анетой их сами клеили… — сказал ей кто-то из теток.

— Еще бы не поверить, когда он графу Петру Андреевичу «ты» говорил и за квасом его посылал, всякий бы поверил!.. — серьезно сказала Машенька.

— Ну, я один стал виноват!.. Ах, вы, шалуньи, втянули меня, старого, в грех!.. И точно виноват!.. Прости меня, голубушка, Марья Алексеевна!..

И обнял и поцеловал ее.

— Смею ли я на вас сердиться, граф!.. — осчастливленная поцелуем старика, сказала Машенька. — А уж Лешку, негодяя, я когда-нибудь высеку, непременно! Будет он у меня помнить принца Оранского!

— Да, да, пересолил немножко его высочество Алексей Федорович, — добродушно прощаясь со всеми, проговорил дедушка и пешком побрел к себе в 13-ю линию.

После этого рассказа про дедушку Петра Андреевича, кто бы мог подумать, что этот здоровый, веселый, старичок скоро уйдет от детей своих навсегда?.. А это несчастие посетило нас совсем неожиданно, накануне моих именин 20-го ноября 1822 года. И как хорошо, утешительно для остающихся скончался он! Крепкий, как дуб, старичок вдруг ослаб и начал нет-нет да прилегать на постель, что с ним никогда прежде не бывало. Дяденька Константин Петрович испугался, засуетился, начал всякую минуту подходить к отцу и спрашивает его:

— Батюшка, вам нехорошо? Не послать ли за доктором?

— Не надо! Я не болен! — отвечал ему дедушка.

— Не послать ли за священником?

— Рано!.. Я скажу, когда будет пора. Да что ты торопишься, друг мой? Мне еще хочется побыть с вами, а после исповеди я буду уже не ваш! — И приказал дяденьке всех нас позвать к себе. Все семейство наше сейчас же пришло к нему. Всегда чопорный старик, против своего обыкновения, встретил гостей своих в халате и, улыбаясь, сказал:

Как случай этот нов,

Что я явился без штанов…

К столу, однако ж, дедушка выйти не мог, слабость заставила его опять прилечь… После обеда все вошли в его спальню и уселись около него… Он разговаривал и шутил со всеми. Попросил маменьку поднять меня к нему на постель, крепко поцеловал и сказал мне:

— Ты завтра, девка, именинница; вот смотри, видишь эти финифтяные образочки? — и он указал на связку образов, которые висели около него на стене. — Это тебе в именины будет мой подарок! Как завтра тебе скажут, что дедушка твой «приказал долго жить», ты и кричи: где мои образа? Подайте мои образа!.. А то мать и тетки оберут твое наследство… знаю я их, плутовок!.. Ну, детка, дай я тебя благословлю! — И дедушка три раза перекрестил меня, поцеловал еще и сказал, отирая слезу: — Ну, а теперь пошла, бегай! Анна Федоровна, возьми ее, матушка!

Маменька, захлебываясь слезами, унесла меня и отправила домой.

Немного погодя, дедушка подозвал к себе дядиньку Константина Петровича и шепнул ему:

— Вот теперь пора, друг мой!..

Дядинька сейчас же послал за духовником его. До прихода священника дедушка благословил всех детей своих и простился со всеми людьми… Потом в полной памяти исповедовался и приобщился святых тайн; сам снял с своей шеи крест с мощами князей Щета, который всегда носил на себе, и со словами: «Этот крест приведет меня в царствие Божие», — крепко прижал его рукой себе ко лбу. И рука его не поднялась больше: крест Господень привел дедушку в царствие Божие!..