Воспоминания Калевипоэга - [34]

Ты смотри, что делается! Я уменьшался, усыхал, мой зад был уже возле самого пола. Адская дева возвышалась надо мной, словно кафедральный собор, а я был вроде грабельного зуба возле мощных ступней этой тяжело дышащей горы мяса. Покрытое патиной времени, забытое счастье легендарной поры матриархата и мои подсознательные младенческие грезы, сомкнувшись надо мной, лишили меня способности конкретного мышления…

О великое двуединство филогенеза и онтогенеза! Так, вероятно, воскликнул бы на моем месте какой-нибудь ученый муж.

Соединив ладони, дева осторожно подняла меня, поднесла ко рту и принялась согревать своим дыханием. Наверное, детская невинность моего взгляда была трогательна — на толстых (толщиной этак в руку) ресницах девы выступили исполинские слезы умиления, и она легонько погладила меня по голове. Уже в преклонном возрасте прочитав воспоминания путешественника Гулливера, я сообразил, что тогдашняя ситуация была для меня отнюдь не безопасна… Мало ли какая фривольная мысль могла прийти в голову великанше. Но ничего не случилось, дева накрыла меня шапкой, и я начал быстро подрастать. Мне не хотелось опять превращаться в богатыря, я решил ограничиться габаритами среднего нормального эстонца.

Для тебя, моя сестричка,

Я ребенком малым стану.

Нынче крошечным мальчонкой

Буду по полу кататься,

Как при играх в рюхи чурка,

Как дубовый спелый желудь!

Так продекламировал я, обращаясь к деве, и посетовал, что не было у меня сестренки, с коей мог бы я поиграть. Дева же призналась, что ей всегда не хватало братней любви, и, в свою очередь воспользовавшись шапкой, приняла подобающие размеры.

Что за игры тут начались! Я был ястребом, а она курочкой, я носился за дьявольски прелестной птичкой по навощенному паркету, мы кружились, падали, барахтались, обретая в невинных сих ребяческих забавах высокое наслаждение. Разумеется, я нет-нет да и настигал ершистую курочку, разумеется, я хватал ее за бедра, а порой рука моя вроде бы случайно касалась маленькой твердой груди, но, ей-богу, ни разу не перешли мы границ благопристойности, не позволили себе слишком увлечься (как кое-кто, может быть, воображает). То были утонченные удовольствия добровольного самоограничения, доставлявшие нам радость, недоступную пониманию примитивных, низменных натур. Когда же искушение увеличилось до рискованных размеров, дева благоразумно пригласила в горницу своих сестер.

Чтобы никто не помешал нам, мы заперли в кухне хозяйку Преисподней (эту проделку добрая женщина давно мне простила) и продолжали развлекаться вчетвером. Обе сестрицы, вступившие в игру, вскорости признались, что и они в сих беспредельно сладостных забавах предельную слабость находят.

Так, в приятной неге и упоительных удовольствиях, провели мы время до утренней зари.

Это была прекрасная, блистательная ночь.

С утра девы, чьи сердца уже безраздельно мне принадлежали, решили поближе меня с адскими порядками и образом жизни познакомить.

Первое помещение, с коего началась наша экскурсия, было общежитие батраков. Меня поразили уют, комфорт и обилие железной утвари. Впервые в жизни привелось мне сесть на кресло из гнутых железных труб.

Стол железный — посредине,

Рядом — стулья из железа

И железные скамейки.

Сроду не подумал бы, что из столь твердого материала можно изготовить столь удобные сиденья. Под железным потолком поблескивали железные жерди.

— Зачем это в аду жерди? Здесь же не рига, и снопов здесь нет, чтобы на жердях сушить, — поинтересовался я.

— Вообще-то они не так уж и нужны, — объяснили девы, — их укрепили наверху просто для того, чтобы здешние батраки, а большинство их происходит из небогатых семей, чувствовали себя как дома.

Весьма похвальное проявление заботы о соблюдении навыков и традиций рядовых сотрудников должен я теперь, задним числом, заметить.

Затем направились мы в общежитие, или дормиториум, батрачек. Тут приложили руку дизайнеры, помешанные на меди. Все было медное: тускло поблескивали красновато-золотистые медные ложа с медными тумбочками возле них и медными же ночными посудинами. На медном столе красовались медные блюда и кружки. Потолок в горнице был покрыт медным купоросом, отчего помещение казалось более высоким и в то же время изысканно интимным. В этом святилище девы предавались сладким мечтам.

Я не находил ничего экстраординарного в том, что Рогатый свою личную квартиру оформил в золоте и серебре. Ведь и земные правители весьма привержены к сим благородным металлам, да только не часто проявляют они подобную заботу о своих подданных. На земле батраки и батрачки проживают обычно в сырых каморках или сараюшках, а железные да медные горницы разве что во сне видят.

Дальше повели меня девы в свою опочивальню, каковую они будуаром именовали. Ох ты! Тут и шелк, тут и бархат! Великолепные одеяла, ослепительные ковры, шикарные парчовые покрывала! Величественные и в то же время вызывающие, высились вдоль стен широкие двуспальные кровати под пышными кружевными балдахинами. К чему они тут, я спросить постеснялся. Только ясно мне стало, что у Рогатого мошна тугая и живет он на широкую ногу. Я пробормотал несколько панегирических слов по адресу здешнего хозяина, моим спутницам столь превосходные условия жизни создавшего. К удивлению моему, девы со мной не согласились: ад — он и есть ад, упорно твердили они.