Воспоминания гетмана - [99]
С созданием армии у меня не шло гладко, устав о воинской повинности прошел, в ноябре ожидался набор, некоторые части уже формировались, как, например, Сердюцкая дивизия, причем, несмотря на все то недоброжелательство, которое чувствовалось в русских кругах, формирование это шло великолепно, подбор офицеров был прекрасный, а новобранцы молодец к молодцу, большинство из них были дети зажиточных крестьян. Размещены были некоторые полки неважно, но все-таки терпимо. Некоторые части я осмотрел, и должен сказать, мое сердце радовалось, глядя на то, как быстро, при правильной постановке дела, наша молодежь воспринимает военную дисциплину. Части, которые я осмотрел, ничем, в смысле подготовки новобранцев, не отличались от частей старой императорской гвардии. Но далеко дело не стояло так хорошо в остальных частях украинской армии, и это меня приводило в отчаяние. Как я уже говорил, немцы ничего не имели против сформирования 8 корпусов, но ничего не иметь против в то время, когда все, что нужно было для сформирования армии, находилось в руках немцев, мне было далеко не достаточно. Мне необходимо было как можно скорее сформировать эти корпусы, для этого мне нужны были казармы, их немцы не давали, все было занято их войсками, а то, что они согласны были выделить, нам никуда не годилось. Я же считал, что при существующей тогда большевистской и всякой другой, мало от нее отличающейся, пропаганде можно формировать надежную армию только тогда, когда все условия для создания этой армии будут хороши. Продовольствия тоже не было в достаточном количестве, и это при начале дела, когда еще новобранцы в корпус не являлись. Что же будет потом, думал я, когда у нас будет полное число рядов? Происходило это из-за того, что немцы перехватывали поезда с продовольствием, направляющиеся в наши часта. Особенно этим делом занимались австрийцы. Генерал Греннер, которому я об этом говорил, принимал кой-какие меры, но этого было недостаточно. Я заметил, что в немецкой армии далеко не все распоряжения высшего начальства воспринимались так, как этого можно было ожидать. То же самое с оружием. Одним словом, со всех сторон Украины, со всех корпусных штабов шли самые тревожные сведения, и я видел ясно, что если так будет продолжаться, армии не будет к весне. Лично же мне рисовалась картина, что именно к весне эта армия нам будет особенно нужна для активного противодействия большевикам с севера и для удержания порядка у нас в стране. Я считал, что единственная возможность достичь желаемого – это чтобы немцам было официально свыше приказано мне пойти навстречу в этом деле, чтобы во всех вопросах интересы украинской армии соблюдались так же, как и интересы немецкой и австрийской армий. Как этого достичь, я еще не знал, но уже когда я посылал депутацию в Берлин, у меня мелькнула мысль, что если бы я поехал туда сам, то я сумел бы достичь несравненно большего, нежели Лизогуб.
Уже в августе месяце среди немцев шли толки о том, что, может быть, придется значительно сократить немецкую и австрийскую армии на Украине. Между тем с севера приходили недобрые вести. На севере Черниговской губернии и в некоторых уездах Курской губернии формировались большевистские части, другая группа, и несравненно многочисленнее, предполагала, как нам казалось, идти на Белгород. Приходилось задуматься над тем, что мы будем делать, если немцы уйдут. У нас являлось единственной возможностью пока, до сформирования постоянной армии, создать армию, делящуюся на резко националистические части украинские, а затем на части, подобные Деникинской армии, сформированные преимущественно из офицеров бывшей российской армии. По поводу первых частей у нас было несколько заседаний с военным министром и его помощниками, и мы пришли к заключению, что для борьбы с большевиками на севере единственно подходящим элеметом были галичане, бывшие сечевики, что же касается других формирований, то из наших украинцев вряд ли такие вольнонаемные импровизированные части были бы на высоте положения. Лигнау был решительно против этих формирований, Рогоза допускал формирование одного коша, названного Черноморским, потому что мы решили направить его в Черноморскую область, по просьбе тамошних представителей, неоднократно обращавшися к нам за помощью. Сечевиков решено было восстановить. Ко мне явился Коновалов, их глава, и дал формальное обещание верно служить Украине и мне. Он привел с собой депутацию из своих офицеров, которая подтвердила его слова. Я верил, что против большевиков они будут хорошо драться. Что же касается внутренней политики, то я несколько опасался их за их наклонности, но, с другой стороны, их обещание и, главное, приказ формироваться не в Киеве, где было до 15 тысяч офицеров, а в Белой Церкви давал мне уверенность, что ничего опасного этот элемент для существующего правительства сделать не может, тем более, что их было не более 1800 человек. Кроме этого, у меня была бригада, бывшая Нагиева, которого я теперь уволил и назначил вместо него генерала Бочковского, очень надежного начальника дивизии, служившего раньше в 8-м корпусе, которым я временно командовал в отсутствие генерала Деникина. Ему было приказано удалить все неподходящие элементы из бригады и привести в должный вид, не стесняясь средствами. Что же касается других формирований, то здесь я встречался с целым рядом затруднений.
