Воспоминания гетмана - [93]

Серьезные русские и украинские партии в этом деле не участвовали, но отдельные члены их принимали живейшее участие. Я думаю, что и Петлюра и Винниченко, несомненно, работали там.

Как я уже говорил, Федор Андреевич Лизогуб соединял в себе должность председателя совета министров и министра внутренних дел; помощниками у него были Михаил Михайлович Воронович и Александр Андреевич Вишневский. Федор Андреевич положительно не мог справиться со своими этими делами. Одно уже председательствование в совете министров, необходимое направление всей политики должно было занять у него все время, а тут еще самое важное министерство на руках. Несомненно, он не мог вести дела, в особенности в такой трудный момент жизни Украины. Кроме того, Федор Андреевич себе как-то не уяснял, что основные вопросы нашей внутренней политики должны быть проведены немедленно или в самом ближайшем будущем. Наконец, и что самое было главное, это был человек далеко не волевой, качество, которое в это время особенно нужно было министру внутренних дел. Это я заметил сразу и начал говорить Федору Андреевичу, что я считаю желательным разделение должностей председателя совета и министра внутренних дел. Он страшно обиделся, говорил, что, оставаясь лишь председателем, он фактически не может влиять на дела, и в результате дал понять, что он уходит. Не имея положительно никого, кем бы я мог его заменить, пришлось временно отложить этот план. Но внутреннее положение не улучшилось, работы было все больше и больше, через некоторое время я снова возобновил разговор. Он, наконец, решился сдаться, что делает ему большую честь, так как, несомненно, это был большой удар его самолюбию.

Но тут явился вопрос, кого назначить министром. Товарищами министров в это время уже были те же Воронович и Савицкий, оба они не подходили, по моим понятиям, для должности министра. Воронович, бывший губернатор, почему-то возбудил к себе большую нелюбовь со стороны многих партий, хотя по своим политическим воззрениям, которые он мне высказывал не раз, он был очень умерен; Савицкий был долгое время председателем земской управы в Чернигове, человек очень либеральных убеждений, но, к сожалению, мне по крайней мере так казалось, он тоже не годился для этого высокого поста. Уж больно он был какой-то неуживчивый. Я ломал себе голову, кого назначить.

Державный секретарь, Игорь Александрович Кистяковский, московский адвокат, вместе с тем украинец, вся его семья принимала участие в украинском движении, вместе с тем бывший друг Муромцева, производил впечатление очень волевого человека, а главное, неустанно желавшего работать. Я и решил его назначить. Конечно, несколько пугало сознание, что Кистяковский никогда не служил по администрации, по я полагал, что для специальных вопросов он может подыскать себе соответственных товарищей министров, с другой же стороны, именно его непричастность к старой администрации даст ему возможность работать без этой заедающей всякое живое дело рутины. Хорошо ли, плохо ли, но тогда я так смотрел на это дело. Некоторые члены совета министров, даже очень многие, косились на это предполагаемое назначение. Но я, переговоривши с Федором Андреевичем Лизогубом, просил его провести это дело в совете, что и было им исполнено. Кистяковский, с его некоторым цинизмом, и мне не нравился, но я считал, что в такое время нам нужно иметь во что бы то ни стало человека волевого, а такого человека, несмотря на все самые старательные поиски, я найти не мог. Один Кистяковский в этом отношении, казалось, мог что-нибудь дать. Я его призвал подробно с ним переговорить, он, казалось, смотрел на дело, как я. Когда в совете прошла его кандидатура, я его назначил. Товарищами министров у него были: бывший председатель Петроградского окружного суда Рейнбот и Варун-Секрет. Кистяковский оказался, к сожалению, далеко не на высоте положения. Он считал, что все движение и недовольство, иногда имеющее глубокое основание, можно остановить, и для этого лишь необходимо заарестовать всех оппозиционных деятелей, которые хотя бы немного позволяют себе прибегать к неконституционным деяниям. Я лично смотрю на дело определенно: когда творишь большое дело, сентиментальности нет места, и, конечно, нужно пресекать в корне всю ту деятельность, которая направлена к тому, чтобы поставить вам палки в колеса. Но, во-первых, это нужно делать умело и с разборами, во-вторых, нельзя только ограничиваться этой стороной дела, но нужно еще действительно выяснить, почему эти люди против ваших начинаний, и создать новые условия, при которых большинство было бы за вас. Этой второй стороны деятельности министра внутренних дел у Кистяковского совсем не было. Все его обещания остались простыми словами. Уж почему он так вел себя, не знаю.

Еще слишком мало времени прошло с тех пор, как все люди, деятельность которых я описываю, сошли со сцены, для того, чтобы им можно было сделать окончательную оценку. Есть факты в их работе, которые для меня совершенно непонятны. Хотя бы то, что человек он был неглупый, чрезвычайно честолюбивый, смелый, работавший в различных партийных и общественных организациях. Он рассказывал, что, между прочим, в [19]15 и [19]16 годах причастен был к революционной деятельности. Попав на пост министра внутренних дел, забывает положительно все свое прошлое и единственное спасение видит в создании полиции. Я считаю, что в этом отношении прежнее министерство слишком мало сделало, считаю, что единственное спасение Украины – это одной рукой проявлять твердую власть, не останавливаясь перед самими суровыми мерами, но другой рукой давать. На обязанности министра внутренних дел именно и лежит вести внутреннюю политику, состоящую в том, чтобы, выяснив настоящее, подвести путем проектированных им общественных реформ к тому, что общество будет удовлетворено в своих разумных требованиях. Повторяю, Кистяковский совершенно в этом отношении не поддавался. Он на словах много обещал, по потом его нельзя было совершенно в этом отношении сдвинуть с места. В области же создания полиции и принятия решительных мер в то время среди лиц, которых я знал, он был единственный человек, который способен на это, что в переживаемую эпоху было очень ценно. Кажется, в июле стало ясно, что по всей Украине идет работа левых украинских партий для подготовки восстания в случае, если обстоятельства будут благоприятны. Кистяковский заарестовал многих украинцев левых партий. По правде сказать, все эти партии по своей тактике мало чем отличались от большевиков. Стоит вспомнить все те грабежи, насилия, убийства самого возмутительного характера, бывшие в течение более полутора лет на Украине, для того чтобы понять, что министр действительно имел основание принять здесь меры в той степени, в какой он находил их необходимыми. Аккерман, директор департамента державной варты, и начальник особого отдела ему в этом отношении помогали. Было выяснено, что Петлюра играет видную роль, его арестовали. Но дело в том, что арест Петлюры не оказал много влияния на изменение положения. Пока, с одной стороны, в России был большевизм, который нам давал своих агитаторов, пока мы ничего не предпринимали ярко-реального для того, чтобы массы пошли за нами, конечно, подпольная работа продолжалась. Кистяковский думал, вероятно, что он всех недовольных может посадить в тюрьму, и смотрел на дело оптимистически. Я его мнения не разделял и был доволен, когда он осенью принужден был уйти со своего поста вместе со своим министерством. Повторяю, я его не понимал, особенно в последней фазе его деятельности, когда пришлось волей-неволей его снова назначить, о чем я напишу впоследствии. Я думаю, что на него сильно влияли правые круги. Ох уж эти правые круги. Но на что только те правые круги не пускались! Я забыл, между прочим, раз уже я снова заговорил о правых кругах, что в тот самый день, когда ко мне пришли украинцы с требованиями, которые для меня были неисполнимы, что в тот самый день у меня был А. Стороженко, о котором я как-то писал. Мы с ним долго говорили, и я все надеялся, что могу его использовать для дела, по напрасно. На следующий день ко мне пришел Котов-Коношенко и представил мне прошение, которое, по его заявлению, было им составлено вместе со Стороженко. Они просили согласиться на составление при мне совета из председателей видных и знатных родов, живущих на Украине. Я отверг это предложение, указывая, что такой звездной палаты я пока при себе иметь не желаю. Коношенко ушел смущенным.