Воспоминания гетмана - [74]

Затем играли немалую роль как великороссы-националисты, так и различные политические польские партии. Первые были против лозунга «Украина», вторые вели свою собственную линию. Также играла больную роль ненависть к немцам, а попутно и к нам. Войдя в сношение с эмиссарами Entente-ы, которым было крайне желательно, чтобы в то время на Украине были беспорядки настолько большие, чтобы немцы не получили никакого продовольствия из этой страны, агенты Entente-ы тоже стремились восстановить народ.

Затем существовала агитация против меня, Скоропадского. Эта пропаганда, источником которой были униаты и Венский двор, выставляла кандидатуру в гетманы эрцгерцога Вильгельма, молодого человека, основательно подготовляющегося к сей роли, так как он изучил украинский язык, ходил в украинской рубашке и своим поведением привлекал на свою сторону украинцев шовинистического оттенка.

Старая Центральная Рада, разбредшаяся по всей стране, вела усиленную агитацию против гетманства.

Немцы всячески поддерживали новое правительство, но австрийцы вели политику неопределенную настолько, что мне приходилось лично об этому просить объяснений от графа Форгача, в скором времени сменившего Принцига и особенно князя Фюрстен-Зерга, часто заменявшего Форгача.

Земельные Собственники и особенно Протофис. Последнее учреждение, хотя его название является сокращенными словами «промышленность, торговля, финансы и сельское хозяйство», далеко не представляло из себя такую серьезную силу, каковой оно пыталось себя выставить. Но в смысле своих замашек и желания играть роль, можно было предположить, что они действительно представляли собой всю промышленность, и торговлю, и финансы, и сельское хозяйство на Украине и держат их в руках. Земельные Собственники и Протофис старались всячески заставить меня вести их политику. Кроме того, в Киеве сосредоточилось громадное количество преступных элементов, прикрывающихся всевозможными партиями, на самом деле не состоявших в них. Эти люди пакостили и творили всякую мерзость для личных интересов. Правительственным органам представляло громадную трудность разобраться во всех этих партиях, с одной стороны, с другой, что уже положительно требовало громадного труда и таланта, уметь разобраться, где преступление, а где просто оппозиционная правительству болтовня. Если принять в соображение, что агентов, на которых можно было бы положиться в этом смысле, было очень мало, то не нужно удивляться, что иногда факты получали совершенно не то освещение, которое необходимо было им придать. Всякие мелкие события политической жизни представлялись мне Вартой как заслуживающие особого внимания правительства и моего, хотя, в сущности, это были пустяки. В других случаях не обращалось достаточно внимания на то, что впоследствии разрасталось в серьезную заботу правительства.

Последние годы анархии научили всех людей, занимающихся конспирацией, умело вести свои дела, и так как, несмотря на обвинения в реакционности, и правительство, – да нечего греха таить – и я, мы были слишком большими законниками и требовали всегда точных фактов в том случае, когда нам представляли лишь косвенные доказательства. Немудрено, что антиправительственные элементы находили пути для продолжения своей работы. Но и Игорь Кистяковский, и оба начальника полиции были плохими политиками и не разбирались в ней, особенно в украинских вопросах.

После разгона Центральной Рады все ее члены и имеющие к ней отношение не успокоились. Они разъехались на места и сразу воспользовались тяжелыми условиями, в которые было поставлено новое правительство, для того чтобы всячески его дискредитировать. Например: одна немецкая оккупация объяснялась народу как союз великих панов, выбравших гетмана и приведших немцев для того, чтобы у народа отняли землю. Затем, исполнение договора о предоставлении немцам хлеба объяснялось народу как продажа правительством украинского народного богатства из-за личных выгод министров и гетмана, и все в таком духе. Делалось, конечно, это очень ловко. Местные власти таких «страдателей за народ» арестовывали. Сейчас же поднимался крик, что невинных сажают. Были факты, но редкие, когда людей арестовывали без достаточной вины. Такие случаи доходили до меня, и я приказывал освобождать; но все эти отдельные случаи – капля в море в сравнении с той массой действительно виновных в стремлении свергнуть гетманство, которые изощрялись на все лады, как бы снова ввергнуть страну в ту анархию, в которой она находилась и до, и после нас.

Правые, черносотенные партии безобразничали. К ним, к сожалению, примыкала часть офицерства. Правые люди под предлогом работы в пользу монархии просто были озлоблены, что они никакой роли не играли. Сюда же присоединилась масса, которая действительно скорбела, глядя на разложение России, и в гетмане и его правительстве видела лишь изменников русскому народу. Над всеми этими партиями крикливо витали так называемые деятели старой России, всех направлений и оттенков, так или иначе желавшие играть роль. Среди них были очень почтенные деятели, но они терялись в хоре какой-то необъяснимой злобы или равнодушия к нашему делу. Я неоднократно старался с ними сговориться, но это было безрезультатно. Недаром Краснов при свидании сказал мне как-то: «Ох уж эти общественные деятели, они все погубят!» Я думал тогда, что это не касалось меня, но, вижу, ошибся.