Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919 - [36]

Было 19 сентября 1900 года (день памяти ярославских благоверных князей святых Феодора, Давида и Константина), ранним утром при чудной, ясной осенней погоде войска отряда бодро и радостно двинулись к Мукдену. Весело, по колено в воде, перешли вброд реку Хуньхэ, пос ле привала полки с распущенным знаменами, под звуки полковых оркестров, двинулись к южным воротам города. На дворцовой площадке внутреннего двора был отслужен молебен, провозглашена здравица государю императору, и знамя нашего полка было возложено на козлы из винтовок в главных дворцовых воротах. Наш полк стал биваком на большой дворцовой площади с тронным павильоном и несколькими боковыми. Вся площадь была замощена громадными плитами. Биваком полк простоял до 1 октяб ря, и потом роты были разведены по приспособленным городским фанзам. Моя рота заняла здание государственной тюрьмы около дворца. Я, Змейцын, Пушкарский заняли хорошенький домик с садиком.

Жизнь в Мукдене по своей обстановке была оригинальна. Утро в этом городе начиналось страшным гомоном криков уличных торговцев, только гул стоял над городом. В воздухе летали стайки голубей, издавая гармоничные аккорды от привязанных к спине свистулек. Улицы положительно кишели китайцами. Городские стены и башни занимались нашими караулами и постами, на некоторых башнях стояли орудия, которые можно было повернуть и на внутренность города. Дежурный по караулам обязан был днем и ночью проверять караулы и посты; любопытные сцены можно было наблюдать в бинокль с городской стены… Китайцы иногда из города обстреливали наши посты на стене, но после ответов постов в сторону выстрелов стрельба прекратилась. На своей квартире мы нашли луки и много стрел с железными наконечниками и часто упражнялись стрельбой в цель. Наступали холода, и надо было построить печи, на колосники употребили стволы от китайских фальконетов, которых в мукденских арсеналах было множество. Наш оружейный мастер И. И. Ульянов колосники нарубил из вышесказанных стволов. В 3-й роте затопили в первый раз печь, и кучка солдат толпилась перед ней, вдруг раздался из печи выстрел, и на землю повалился раненый в ногу солдатик — один из стволов был, видимо, заряжен. В арсеналах было оружие от допотопных фальконетов до новейших манлихеров[85], патронов было десяток миллионов. Орудий же не было. Фальконеты складывались в штабеля и сжигались. К Рождеству из Талиенвана приехали полковые дамы, и в полковом собрании было устроено несколько танцевальных вечеров. Жена подполковника Азарьева Е. Н., будучи в госпитале сестрой милосердия, заразилась тифом и скончалась, тело отправлено было в Порт-Артур, а оттуда в Одессу. К нам приезжал генерал Ренненкапф, и весь полк перепился, чествуя его. Зима была жестокая — ноги мерзли в бурочных сапогах, было одно спасение — это сапоги из оленьих шкур. Морозы доходили до 30°, и при ветре было невыносимо. В фанзах нередко было –5°, и спали под полушубками. Китайские войска отошли на реку Ляохэ, но на востоке еще нас беспокоили остатки китайских регулярных войск и шайки хунхузов, в особенности в окрестностях г. Син-цзин-тина, куда и были посылаемы неоднократно экспедиции. Настала весна. В Мукден возвратился дзянь-дзюнь (генерал-губернатор), и произошел печальный случай: из-за забора его сада был пулей ранен наш часовой на посту у дворцовых ворот. Немало было наговорено кислых слов дзянь-дзюню. Обидно теперь (1921) смотреть на отношение к нам китайцев, этих трусов и нахалов. В апреле 1901 года наш отряд полковника Грязнова (15-й полк) был окружен в г. Син-цзин-тине десятитысячным скопищем китайских войск и хунхузов. Наш отряд не имел снарядов для гвардейской батареи[86]. На меня было возложено поручение доставить снаряды в отряд полковника Грязнова, для чего был сформирован небольшой отряд из двух рот, двух орудий, полсотни казаков и десяти двуколок со снарядами. Предписано было во что бы то ни стало прорваться с боем, но доставить снаряды. Мой отряд из Мукдена двинулся на Фушунь, пройдя который, пошли со всеми предосторожностями и чуть было не завязали перестрелку с сотней казаков, возвращающейся в Мукден из отряда генерала Церпицкого, который разбил это скопище, и мне оставалось только доставить транспорт снарядов. На другой день встретил и самого генерала Церпицкого, возвращающегося в Мукден. Первые его слова при встрече были: «Здравствуйте, а водка есть?» К сожалению, у нас осталось только красное вино, и то было с восторгом принято — люди изголодались. В отряде нас приняли с восторгом, в особенности командир батареи полковник Мрозовский, и выпили же все под вареную говядину с разварной черемшой (лук), приправленной уксусом… просто объедение. По рассказам, отряд без снарядов находился в критическом положении за 150 верст от Мукдена, но генерал Церпицкий пришел на выстрелы и ударил неожиданно по тылу скопища. Пробыв в отряде три дня, мой отрядик двинулся обратно в Мукден. Генерал Церпицкий доложил начальнику отряда генералу Субботичу о том образцовом походном порядке, в каком он лично видел мой отряд на походе. 1 июня моя рота была назначена для охраны Большого Мукденского арсенала, находящегося в северо-западном углу земляного города. Здесь производилась разрядка китайских патронов, различных систем, которых было миллионы. Заведовал разрядкой подполковник Абдрахманов. Я с прочими офицерами жил в большой фан зе посреди арсенального двора. Арсенал имел два двора, на другом дворе были патронные и пороховые склады. Разрядка патронов производилась на нашем дворе и в кумирне, стоящей вне самого арсенала на большом плацу. Разрядка патронов имела целью отделить свинец (пуля), медь (гильза) и порох. Порох уничтожался сгоранием, для чего его рассыпали грядкой и поджигали, он горел, напоминая ход паровоза, иногда для потехи на пороховой грядке насыпали кучи пороха, которые покрывали ящиком из-под патронов: когда огонь доходил до такой кучи, то получался взрыв, и ящик летел на несколько сажень вверх… Подполковник Абдрахманов всегда ругался за это ребячество.