Воспоминания фаворитки - [12]

— Вы еще в тысячу раз лучше! Но знаете, Арабелла, для того, чтобы передать эту прозрачность кожи, воспроизвести блеск этих влажных глаз, эту пышную волну волос, нужны масляные краски… Приезжайте-ка в Лондон, мисс! Когда жизнь в провинции вам наскучит, за один-единственный час, если вы соблаговолите мне его уделить, я заплачу вам столько же, сколько вы получаете за год воспитания этих двух ребятишек.

— После этого попробуйте назвать меня искусительницей, Ромни!

— Вы тоже можете что-нибудь предложить ей, Арабелла, я не стану вам мешать.

— Если вы приедете в Лондон, мисс, и если согласитесь удовлетвориться местом компаньонки с жалованьем десять фунтов в месяц, я буду счастлива взять вас к себе… Ромни, дайте-ка мне листок бумаги и карандаш.

— Что вы собираетесь делать?

— Дать этой прелестной крошке свой адрес.

— Зачем? — обронил Ромни, пожимая плечами.

— Кто знает, — промолвила Арабелла.

— И у вас хватит отваги, чтобы держать при себе такую красавицу?

— Почему бы и нет? — с вызовом отвечала дама. — Я из тех, кто ищет сравнений, вместо того чтобы бегать от них.

И, повернувшись ко мне, она прибавила:

— Вот мой адрес, мисс. Сохраните его на всякий случай.

На бумаге было написано: «Мисс Арабелла, Оксфорд-стрит, 23». Я взяла ее, не совсем понимая, что мне с ней делать, да, собственно, и не собираясь ее использовать. Но, может быть, и Ева некогда так же взяла яблоко, вовсе не имея намерения его съесть.

— Идемте, Ромни, — произнесла молодая женщина, увлекая художника к лодке. — Нас ждут в Парк-Гейте через час, а надо еще пересечь весь пролив.

Художник встал, бросил золотую монету к ногам крестьянки, позировавшей ему, и, проходя в двух шагах от меня, проговорил:

— Приезжайте в Лондон, мисс, вам там будет хорошо… а если не приедете, будет еще лучше. А пока, — он махнул рукой, — прощайте… или до свидания!

— До свидания! — крикнула Арабелла, садясь в лодку. И хрупкая посудина стремительно заскользила по воде, гонимая усилиями четверых гребцов.

Погруженная в глубокую задумчивость, я двинулась с детьми к дому.

IV

Здесь уместно вспомнить, как поразили мое воображение слова Дика, когда он упомянул о большом зеркале в золоченой раме, в котором я увижу себя с головы до ног. Если такого замечания было достаточно, чтобы фантазия тотчас унесла меня в волшебные дворцы феи Морганы, легко представить, какие безумные видения закружились в моем мозгу после разговора с художником и его прекрасной спутницей.

Я не поняла и половины тех слов, которыми они обменивались между собой, да и тех, с которыми они обращались ко мне. Но я, тем не менее, поняла, что художник обещал мне пять фунтов за каждый сеанс, если я стану ему позировать, а мисс Арабелла предлагает десять фунтов в месяц, если я соглашусь быть ее компаньонкой. Короче, оба заверили меня, что в Лондоне я тотчас разбогатею.

Конечно, место компаньонки у женщины, чье положение в обществе, как мне показалось, несколько двусмысленно, не назовешь особенно почетным. Но для меня, дочери бедной служанки с фермы, для меня, бывшей овечьей пастушки, незадачливой пансионерки из заведения миссис Колманн, а ныне воспитательницы, получающей четыре пенса в день за свои занятия с детьми у мистера Томаса Хоардена, — для меня возможность получать сто фунтов в год вместо нынешних семи-восьми была большим шагом вперед к грядущему благоденствию.

И потом, само это магическое слово — Лондон! Город, о котором все говорят, куда все рвутся, средоточие всех честолюбивых порывов, устремленных туда, подобно тому как все реки стремятся к морю… Лондон! Просто попасть туда — ведь и это одно уже немало. Оказаться в столице, где 2 484 полтора миллиона жителей, вместо того чтобы прозябать во флинтширском городишке, затерянном среди гор Уэльса, у пустынных и мрачных песчаных берегов Ирландского моря!

Когда в понедельник утром мы возвратились в дом мистера Томаса Хоардена, это угрюмое жилище показалось мне особенно скучным и неприютным.

А тут еще произошел случай, усиливший мое уныние. В следующий четверг я, по обыкновению, повела детей играть на лужайке. Я говорю «повела играть», потому что я сама уж больше не играла с ними. Присев на поваленное дерево, я предалась мечтам о большом незнакомом городе, куда влекли меня все мои желания. Вдруг я услышала шум шагов и голоса.

Я подняла голову: ко мне приближались девицы из пансиона.

С тех пор как я покинула его, случай ни разу не столкнул меня ни с одной из воспитанниц. Но сегодня он будто в отместку послал мне их всех.

Я поднялась, чтобы приветствовать миссис Колманн. Она же едва соблаговолила меня узнать. Не произнеся ни единого слова, она лишь удостоила меня едва заметным кивком.

Зато мои три врагини не преминули доказать, что у них хорошая память. Проходя мимо меня, старшая, которую звали Кларисса Демби, сказала своей приятельнице Кларе Саттон:

— Смотри-ка, это же наша прежняя соученица Эмма Лайонс. Похоже, воспитывая детей, она преуспела не больше, чем тогда, когда пасла овец. Ведь на ней все еще платье нашего пансиона!

И обе покатились со смеху.

Некоторые из младших учениц тоже меня узнали, но только одна покинула подруг и подбежала, чтобы поцеловать меня. Это была Фанни Кэмпбелл, дочь сержанта морского флота.