Воспоминания - [23]

Мастерскими заведовали оба названных выше священника. Они же нашли помещение для мастерских в пустовавшем здании депо железной дороги. Оно было светлым, удобным, большим и, главное, – недалеко от окраины, поэтому работницы тратили немного времени, чтобы посетить его или получить там работу. Дорога бесплатно дала нам это помещение.

Работа шла очень быстро, ежедневно шились целые груды белья. Правда, работающих была уйма. Работали до последней возможности, пока не пришлось покинуть город. Прощание мое с комитетом и с женами запасных было трогательным и сердечным. Все мы плакали. Мне поднесли чудный образ Христа Спасителя византийского стиля. Где теперь этот образ?! К сожалению, все погибло. Все пришлось оставить и бежать из России, спасая свою жизнь. От нашей семьи осталась только половина – я и моя младшая дочь. Это все, что сохранилось от прежней жизни.

Потерять Отечество тяжело! Пройдут годы, нас, может быть, уже не будет, но останется молодежь. Россия восстановится и займет среди европейских стран свое прежнее место.

Меня поражали выносливость, здоровье, трудоспособность и энергия мужа. Он поздно ложился спать и очень рано вставал. Никого не беспокоил, все приготовлял себе сам и рано отпускал прислугу, если у нас не было гостей. На цыпочках приходил спать в свою комнату и неслышно, как мышка, вставал. Поднимался тихо, осторожно, чтобы никого не тревожить, и не требовал никаких услуг… Всегда говорил, что успеет в могиле поспать, а теперь надо работать и работать!..

Совершал свой туалет сам, без помощи прислуги. Все делал быстро и бесшумно. Даже не пил своего обычного утреннего кофе или чаю, а одевался и уезжал далеко на верховую прогулку. Вскакивал на лошадь, обычно очень высокую, которую подводил к известному часу солдатик. Вестовому[132] говорил, где его встретить, чтобы принять ее. Муж не любил возвращаться верхом через город – жалел ноги лошади и не мог быстро ехать по камням. Поэтому всегда оставлял ее вестовому, ждавшему за городом в условленном месте. Домой генерал шел пешком или ехал на извозчике.

После загородной прогулки он возвращался веселым и жизнерадостным. Много десятков верст проскакал – и как ни в чем не бывало. Принимал свою обычную ванну, делал несколько гимнастических упражнений со спиральной пружиной и гирями и только тогда выпивал в столовой чашку кофе – свой первый завтрак. Я вставала поздно, позже детей, и муж пил свой кофе в одиночестве. Потом он уходил в кабинет заниматься или принимать доклады, или шел пешком в штаб решать военные дела. Вообще он никому в доме не мешал жить, и все пользовались свободой.

Только завтракали и обедали всегда вместе, как священнодействовали. Никто и никогда не вздумал опоздать хотя бы на пять минут. Это уже была традиция. Все были нарядно одеты, а дети – с тщательно вымытыми руками. Им запрещалось разговаривать за обедом – только старшие дети могли отвечать на вопросы, если взрослые их о чем-либо спрашивали. Дети и гувернантки не присутствовали лишь на больших званых или парадных обедах, тогда им накрывали отдельно, в другой комнате.

Дома генерал никогда не говорил о делах и запрещал обсуждать их во время обеда или завтрака в столовой или на званом парадном приеме. Считал это недопустимым. Шутя, говорил тем, кто не знал об этом его обыкновении, что довольно разговоров о делах в штабе и в кабинете, а в частной жизни и, особенно при дамах, надо все это оставить. Дамам эти разговоры неинтересны, а прислуга может разнести то, что не следует разносить, да еще и извратить по своему недоразумению. Нужно помнить, что всюду могут быть шпионы. Мы живем почти на границе Германии, а у них шпионаж поставлен очень высоко. Следует быть осторожными всегда и во всем и помнить, что не сегодня-завтра у нас будет война с немцами.

Мой муж не раз возмущался неосторожностью военного министра Сухомлинова, вечно болтавшего о военных делах на своих званых обедах. О том же, что у него вертелись разные проходимцы и нерусские люди, знал весь Петербург. В отличие от многих, мой муж не приписывал Сухомлинову предательства. По его мнению, военный министр просто был неглубоким человеком, легкомысленным и безответственным. Он сибаритствовал, забавлялся своим положением и влюбленностью в свою еще молодую жену.[133] Это и составляло весь интерес его жизни. Он никогда не думал о близости войны, не думал о готовности войск, о снаряжении и прочем, не интересовался нововведениями в других армиях и безразлично относился к германской армии.

Моему мужу нередко доставалось за то, что он знакомил войска Виленского округа с нововведениями в германской армии. Муж мой считал это необходимым, знал, что война неизбежна, и надо знать своих противников, все нововведения и способы воевать, практиковавшиеся в Германии. Как же побеждать, если не знаешь врага? Опять повторить Японскую кампанию, когда думали, что шапками закидаем? Энергичному и боевому генералу было тяжело находиться под началом черепахи и бонвивана[134] Сухомлинова, но все-таки мой муж делал свое дело и находил способы реализовать свои идеи. Министр же часто делал ему неприятности и враждебно к нему относился.