Воспоминания - [2]
Было у меня перепечатанных на машинке одиннадцать страниц начала повести. Я показывала их кое-кому и рискнула, тем более что понятия не имела, кто этот непрошеный гость.
Протянутые странички он взял порывисто, а читал невыносимо долго, наконец положил их на стол и уставился в окно. Теперь это был совершенно другой человек, перед которым я с каждой минутой все больше робела.
— А вы сумасшедшая! — сказал он вдруг весело и ядовито. — Этих образов, что вы тут наворотили, мне бы на две повести хватило… Давайте пройдемся. Александр Бек.
Наконец-то он назвался.
Когда мы вышли на просеку, ту, что впоследствии станет улицей Горького, Александр Альфредович попросил:
— Расскажите-ка о себе. Кто вы, откуда взялись…
Через два часа он подвел меня к бараку и, глядя куда-то вдаль, медленно произнес:
— Боюсь, что вы именно та идиотка, которая будет писать о чем угодно, только не о себе, а это, постарайтесь запомнить, самое интересное…
Слова «идиотка» Александр Альфредович не произносил. Это было какое-то другое слово, но по убежденности тона смысл подразумевался именно этот.
Сказал — как проклял. Так оно и вышло…
На следующее утро я поднялась раньше своих соседок по бараку, с которыми ходила в лес но грибы… Через десять лет все они поселятся в первой моей повести «Два человека», и я не осмелюсь упрятать их под чужими именами. Так и остались: Варварой Ивановной, Ксюшей, тетей Нюшей Кирюшкиной… Кто же их, СЕРДЕЧНЫХ, кроме меня, помянет? Говорят, один ленинградский писатель практиковал поездки на пригородные кладбища, где, слоняясь меж могил, заимствовал приглянувшиеся ему имена для будущих своих произведений. Даже хвастал, что польза от этого двойная: во-первых, ни у кого таких «оригинальных» имен не встретишь; во-вторых, эти-то, в случае чего, протеста в издательство не напишут…
По возвращении из леса, вместо того чтобы перебирать грибы, я нечищеными залила их соленой водой и ринулась к письменному столу, распираемая желанием писать проклятую, не дававшуюся мне повесть, теперь уже назло Беку! Так и подмывало найти его и по-ребячьи крикнуть: «Неправда ваша! Самое интересное как раз не о себе!»
И пошла ворочать колоды фраз, подгоняя одну к другой так, чтобы и для лишней запятой не оставалось места. Этот мартышкин труд поглощал энергию и гасил мой праведный гнев ко всему, что увидела в Тбилиси после суровой Москвы сорок первого года.
А теперь, уже назло себе, все-таки покажу те несколько страниц, которые дала прочитать Александру Беку.
«На правом берегу Куры, близ Воронцовского моста, есть уличка с двумя глухими и узкими тупиками, куда протискиваются одни сплетни да нищие, потому что любопытство и голод отважны.
Телеграфный тупик, похожий на воздушный клин, забитый между домами, темен и тих. В него глядятся два окна и одна калитка.
Мощенный крупной булыгой, с тонким налетом мха у набухших стен, он оканчивается тяжелыми деревянными воротами, выкрашенными бурой краской.
Через эти ворота входит радость и выходит смерть. По воскресным дням в них проскальзывают слепые и заунывно поют о любви. В будни и в праздники ходит старик почтальон скоро уже семнадцать лет, войдя в родство со всеми, к кому он стучится сбитым носком ботинка. Однако никто не слыхал его голоса и толком не видел лица, профессией обращенного к ступеням подъездов да перекладинам ворот, по которым он распознает улицы.
Его опущенная голова и сухие безразличные руки всегда выражают одно: «Я не интересуюсь вашими тайнами», но уходящая спина говорит: «Я знаю их».[2]
Да, он знает все или обо всем догадывается, быть может, потому, что сам живет в одном из таких же узких тупиков, в таком же душном дворике, запертом деревянными воротами.
В этих дворах старого Тбилиси комнаты лишь временное жилье, куда уходят от ноябрьских дождей и мартовского ветра. Бесконечным же летом жизнь топчется на гулких деревянных балконах, отделенных друг от друга толщами прокаленного солнцем воздуха, где нет защиты от любопытства и где тем ревнивее оберегаема интимность вечерних чаепитий.
Но за этими же столами, пахнущими айвовым вареньем и гвоздикой, между опрокинутых в знак довольства чашек от нечего делать, от едкой шутки рождается клевета, которая наутро, облетев балконы, толкнет на преступление закадычного соседа.
И тогда жизнь начинается всерьез, обретая смысл и цель. Покушения и самоубийства становятся тайной всех. До нее очень редко добирается правосудие, излишнее там, где кровная месть еще существует.
Эти люди живут как скорпионы — сами творя зло и сами же себя карая…
К закату, когда улицы наливаются духотой, все явственней и явственней проступает старый Тифлис со всеми причудами меланхолической праздности и во всем обаянии гостеприимства.
Когда в черной листве орешников появляются звезды, во многих домах благообразные старики и моложавые старушки садятся за лото, наводя друг на друга тоску годами опресненным юмором.
В политых для прохлады дворах, в свете, падающем из окон, играют в нарды. При этом азарт так велик, жесты и окрики так порывисты, что игра похожа на лезгинку, исполняемую сидя.
Порой в наступающей на миг тишине с далеких, невидимых в ночи балконов долетают звуки тари,
В момент своего появления, в середине 60-х годов, «Тревога» произвела огромное впечатление: десятки критических отзывов, рецензии Камянова, Вигдоровой, Балтера и других, единодушное признание новизны и актуальности повести даже такими осторожными органами печати, как «Семья и школа» и «Литература в школе», широкая география критики — от «Нового мира» и «Дружбы народов» до «Сибирских огней». Нынче (да и тогда) такого рода и размаха реакция — явление редкое, наводящее искушенного в делах раторских читателя на мысль об организации, подготовке, заботливости и «пробивной силе» автора.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
У грузин не принято держать животных в доме. Однако семья Датико Гопадзе решила нарушить традицию, чтобы их дочка Ламара чаще бывала дома, а не бегала по горам, словно мальчишка.Так в одном из тифлисских домов появился котёнок по кличке Кинто. Вряд ли это было удачное имя: в Грузии так называют молодого гуляку и проходимца. Маленький зверёнок оказался с характером. Он только и делал, что прятался, а всё семейство — его искало: двигало мебель, выворачивало шкафы, словом, шарило во всех углах и закоулках. А так как говорить в Грузии принято очень громко, беспрестанные ночные крики будили соседей, заставляя их собираться под окном и ждать призыва о помощи.
«…Ибо сам путешественник, и поэт, и актер», — сказал как-то о себе Николай Глазков (1919–1979), поэт интересный, самобытный. Справедливость этих слов подтверждается рассказами его друзей и знакомых. Только сейчас, после смерти поэта, стало осознаваться, какое это крупное явление — Н. Глазков. Среди авторов сборника не только известные писатели, но и кинорежиссер В. Строева, актер М. Козаков, гроссмейстер Ю. Авербах… В их воспоминаниях вырисовывается облик удивительно своеобразного художника, признанного авторитета у своих собратьев по перу.
Автор книги — бывший оперный певец, обладатель одного из крупнейших в стране собраний исторических редкостей и книг журналист Николай Гринкевич — знакомит читателей с уникальными книжными находками, с письмами Л. Андреева и К. Чуковского, с поэтическим творчеством Федора Ивановича Шаляпина, неизвестными страницами жизни А. Куприна и М. Булгакова, казахского народного певца, покорившего своим искусством Париж, — Амре Кашаубаева, болгарского певца Петра Райчева, с автографами Чайковского, Дунаевского, Бальмонта и других. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Издание второе.
В наши дни мало кто знает, что Конан Дойль, прославленный автор детективов о Шерлоке Холмсе, был еще и известным общественным деятелем, защитником несправедливо осужденных. Вмешательство Конан Дойля помогло смягчить приговор его другу, обвиненному в государственной измене, восстановить законность в громком деле англичанина индийского происхождения, ставшего жертвой ксенофобии, и, наконец, освободить Оскара Слейтера, признанного виновным в убийстве состоятельной дамы. Приговоренный к смертной казни, которую затем заменили пожизненной каторгой, Слейтер провел в заключении больше 18 лет, забытый почти всеми.
В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я работаю над фильмом, я хочу чтобы он стал для меня всем; чтобы я был готов умереть ради него». Имя Квентина Тарантино знакомо без преувеличения каждому. Кто-то знает его, как талантливейшего создателя «Криминального чтива» и «Бешеных псов»; кто-то слышал про то, что лучшая часть его фильмов (во всем кинематографе) – это диалоги; кому-то рассказывали, что это тот самый человек, который убил Гитлера и освободил Джанго. Бешеные псы. Криминальное чтиво. Убить Билла, Бесславные ублюдки, Джанго Освобожденный – мог ли вообразить паренек, работающий в кинопрокате и тратящий на просмотр фильмов все свое время, что много лет спустя он снимет фильмы, которые полюбятся миллионам зрителей и критиков? Представлял ли он, что каждый его новый фильм будет становиться сенсацией, а сам он станет уважаемым членом киносообщества? Вряд ли юный Квентин Тарантино думал обо всем этом, движимый желанием снимать кино, он просто взял камеру и снял его.
Эта книга о тех, кому выпала судьба быть первыми лицами московской власти в течение ХХ века — такого отчаянного, такого напряженного, такого непростого в мировой истории, в истории России и, конечно, в истории непревзойденной ее столицы — городе Москве. Авторы книги — историки, писатели и журналисты, опираясь на архивные документы, свидетельства современников, материалы из семейных архивов, дневниковые записи, стремятся восстановить в жизнеописаниях своих героев забытые эпизоды их биографий, обновить память об их делах на благо Москвы и москвичам.