Воспоминания - [10]
Когда мне вручали авторские экземпляры, в редакции нашлась добрая душа и подарила «на память» три страницы отпечатанного на машинке текста. Это была рецензия Веры Пановой!
Я не стану цитировать прекрасных, мне одной дорогих слов, приведу лишь те, что, видимо, решили судьбу издания: «…Пусть книга невелика: такого рода проза, где каждое слово отточено, имеет свои меры…»
До сих пор не знаю, как и почему были написаны эти строки. Я никогда не жаловалась Вере Федоровне и ни о чем ее не просила. Маловероятно, чтобы обо мне позаботилось само издательство.
Не на меня одну тратила свое время Вера Федоровна Панова. К судьбам целого поколения молодых ленинградских писателей были направлены ее высокий интерес и активно добрая воля. Хочется верить, что не умолчат об этом Виктор Конецкий, Владимир Ляленков, Виктор Голявкин, Эдуард Шим, Андрей Битов и многие еще, о ком мне неизвестно, потому что весною 1966 года я была вынуждена покинуть Ленинград.
Не знаю, не считала, сколько раз перешагнула порог дома Веры Федоровны. Живут, пока жива, только те «разы», когда случалось чрезвычайное. Сейчас в этих скупых воспоминаниях постараюсь хотя бы расположить встречи в той последовательности, в какой они происходили.
Вот что врубилось в память, как клинопись в камень.
Двадцать шестое мая 1955 года. Это захотелось даже озаглавить: «Мастер о рукоделии».
В квартире номер четыре я бывала не только у Веры Федоровны. Раза два или три приходила сюда по делам ее мужа: он руководил литературным кружком рабочей молодежи, иногда приглашал меня на занятия.
Под датой «26 мая 1955 года» в моей рабочей тетради есть любопытная запись, связанная с одним из таких визитов. Когда я уже прощалась, в прихожую вышла Вера Федоровна, тепло, но, как всегда, очень сдержанно поздоровалась со мною, и тут ее супруг ни с того ни с сего и почему-то очень весело заговорил об огорчении, которым я имела неосторожность с ним поделиться.
Дело в том, что в те дни готовилась к изданию моя первая книга — повесть «Два человека». Редактором ее был писатель Всеволод Петрович Воеводин. Он сделал несколько мелких незначительных замечаний, к словам не цеплялся, и я, благодарная ему за это, не поинтересовалась, как он относится к повести, которую редактирует. Оказалось — никак! И это в лучшем случае, раз счел возможным в разговоре с нашим приятелем сказать о моих литературных начинаниях: «Болгарский крест, а не проза!»[10]
Обиделась я отчаянно, виду, однако, не подала, хотя были все основания полагать, что приятель разделяет точку зрения моего редактора.
По обычаю горцев, обиду никогда не оставляют без ответа. Любого. Он может быть и шуткой.
С терпеливостью мула прождала я подходящего случая целых четыре года.
Журнал «Костер» в 1959 году опубликовал мою небольшую повесть «Руслан и Кутя», где есть глава с неожиданным на первый взгляд, но вполне оправданным названием: «Чем хорош болгарский крест». В этой главке мальчишка Витя проспорил другу «желание»: пойти к девчонкам, записаться в кружок рукоделия и вышить болгарским крестом Эльбрус. Витя угробил на это дело лучшие дни лета и вышил не только Эльбрус, но и своего пса Руслана у подножия горы.
Приятель при встрече сказал мне несколько одобрительных слов о повести, но не удержался и как бы вскользь заметил: «Только к чему эта полемическая деталь с Витей?!» Мы посмеялись, и «пустяк» забылся… но все это будет потом, а тогда, 26 мая 1955 года, на Марсовом поле мне было не до смеха.
Вера Федоровна внимательно выслушала, а затем то ли скептически, то ли горько произнесла:
— Все, что пишу я, дорогая Ричи Михайловна, тоже вышивание. Я давно чувствую, что мне надо искать решительно новое… Пока пишешь, и тянешься, и тебе трудно — это благо. Как только перестал тянуться и испытывать трудности — написанное становится вышиванием.
Я восприняла это как снисходительное мне утешение, не поняв тогда, что за этими словами стоит ее собственная, куда более серьезная боль.
С весны 1949 года по весну 1966-го я была свидетелем и отрадных и драматических событий в жизни литературного Ленинграда…
Сейчас и здесь хочется и должно сказать одно: как «Сережа» вырвался из «Ясного берега», став лучшей повестью Веры Пановой, так сама она своею выдержкой и противостоянием нелепым нападкам вырывалась из контекста литературы тех лет с ее «тенденциями» и… Да поможет мне разум воздержаться от эпитетов…
«Сереже» не нашлось тогда места ни в одном из «толстых» журналов, и только благодаря энергии и немалым усилиям двадцатидвухлетней Елены Тарасовой повесть в сокращенном виде была опубликована в журнале «Советская женщина» и только после этого в «Новом мире».
Ученицей Пановой я не была. А вот теперь, наткнувшись на одну коротенькую торопливую запись, обнаружила, какой живительно-вдохновляющей силой обладала проза этого мастера.
1 декабря 1956 года:
«Читаю «Сережу» Пановой. Сейчас прочла главу «Женька» — очень хорошо на душе. Пока такое чувство от этой правды, будто поставлена яркая лампа на пол и освещает снизу жизнь взрослых людей».
Этот навеянный Пановой образ возникает заново в 1978 году в совершенно другом, но по духу родственном контексте на последних страницах моей повести «Кинто», где речь о старухе грузинке и трехцветном котенке, который, по преданию, приносит в дом счастье:
В момент своего появления, в середине 60-х годов, «Тревога» произвела огромное впечатление: десятки критических отзывов, рецензии Камянова, Вигдоровой, Балтера и других, единодушное признание новизны и актуальности повести даже такими осторожными органами печати, как «Семья и школа» и «Литература в школе», широкая география критики — от «Нового мира» и «Дружбы народов» до «Сибирских огней». Нынче (да и тогда) такого рода и размаха реакция — явление редкое, наводящее искушенного в делах раторских читателя на мысль об организации, подготовке, заботливости и «пробивной силе» автора.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
У грузин не принято держать животных в доме. Однако семья Датико Гопадзе решила нарушить традицию, чтобы их дочка Ламара чаще бывала дома, а не бегала по горам, словно мальчишка.Так в одном из тифлисских домов появился котёнок по кличке Кинто. Вряд ли это было удачное имя: в Грузии так называют молодого гуляку и проходимца. Маленький зверёнок оказался с характером. Он только и делал, что прятался, а всё семейство — его искало: двигало мебель, выворачивало шкафы, словом, шарило во всех углах и закоулках. А так как говорить в Грузии принято очень громко, беспрестанные ночные крики будили соседей, заставляя их собираться под окном и ждать призыва о помощи.
«…Ибо сам путешественник, и поэт, и актер», — сказал как-то о себе Николай Глазков (1919–1979), поэт интересный, самобытный. Справедливость этих слов подтверждается рассказами его друзей и знакомых. Только сейчас, после смерти поэта, стало осознаваться, какое это крупное явление — Н. Глазков. Среди авторов сборника не только известные писатели, но и кинорежиссер В. Строева, актер М. Козаков, гроссмейстер Ю. Авербах… В их воспоминаниях вырисовывается облик удивительно своеобразного художника, признанного авторитета у своих собратьев по перу.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.