Воспоминания - [19]

Почту еще не привезли, но сейчас привезут. Заказано еще заехать за мукой, за сахаром, да в булочной еще захватить французских хлебов для котлет. Будут ли письма? Непременно будут! Накануне не было письма от Миши, а он аккуратно пишет через день.

В саду кричит иволга: «Молоко пила? Молоко пила? А ты видела? А ты видела?» По дорожкам цветника, смывая песок, текут ручейки. В клумбу с розами забежали цыплята, уже большие, голенастые, куцые фавероли, роют землю своими цепкими лапами, что-то выклевывают, что-то выглядывают. И вдруг двое не поладили между собой, оба выскочили на дорожку и неподвижно застыли друг против друга.

Хорошо! Зеленой стеной стоит сад, и как темная тоннель — аллея. Розы розовые, розы красные, розы белые… Громадная клумба белых крупных роз. Кругом бассейна — пестрым венком левкои. Какая тишина! Только тихо-тихо шумит дождь…

[Летний день в Клекотках]

Вспоминается летний жаркий день. Я сижу в кабинете со спущенными шторами. Хочется писать, но ручка прилипает к пальцам, на лицо садятся мухи, и надо их отмахивать, из чернильницы лезут мухи… Сижу и ничего не делаю. И вижу, как из Селезневского сада идет с книгой Нина. Идет сперва тихо, спокойно и вдруг бросается бежать, неловко, чуть-чуть бочком. Кто-то спрашивает ее о чем-то, и она на бегу отвечает: «Жарко!»

Это было когда-то, это почему-то запомнилось. Я тогда подумала: почему Нина не умеет бегать?

Ах, сколько было этих дней в кабинете, с мухами, с жарой, с мыслями о чьих-то чужих и небывалых жизнях, потому что в своей было тихо, покойно, жарко…

Протягивалась Мишина рука и подавала на листьях клена ягоды земляники.

Мимо окон, от крыльца к балкону, проходил Лева и за ним лениво плелась собака, потряхивая ушами. Лодя спрашивал во дворе: «А нельзя ли принести квасу? Похолоднее!»

И жара все сгущалась и от опущенных занавесок, и от гудения мух, и от гама домашней птицы, и от немолчного чириканья воробьев. Индюшки звенели как колокольчики, и резко кричал гусак.

— Да уберите вы эту чертову птицу! Зарежьте ее, что ли! Я не знаю… Но это невыносимо, наконец! — Какой странный голос у Лоди, когда он сердится.

— Слушаюсь! — вспыльчиво и насмешливо откуда-то отвечает Лева. Мне смешно. Оба сердятся.

А солнце уже склоняется к деревьям Селезневского сада. Скоро будет прохладнее. Скоро вечер. У колодца уже слышен смех, крики и всплески воды. Сейчас, быстро мелькая босыми ногами, пойдут по дорожкам поденные с лейками, и весело зажурчит вода через ситки. Напьются земля и цветы…

[Петербург]

В 1887 году я вышла замуж и переехала в Петербург. Мне нравилось переменить жизнь так, чтобы старая и новая совершенно не походили одна на другую с внешней стороны. На Б. Итальянской, рядом с пассажем, в третьем дворе и третьем этаже я нашла квартиру в 5 комнат, выкроенную так хитро, что окно гостиной сходилось под острым углом с окном столовой, а окна спальной и смежной комнаты, уже предполагавшейся для детской, выходили в такие узкие и глубокие колодцы-дворики, что даже в самый яркий, солнечный день в них было темно. Таких домов и квартир я в Москве не видала. Это было совершенно ново. Чтобы выйти на Невский, надо было только пройти через пассаж или по короткой Михайловской улице. Еще одним важным преимуществом этой местности было то, что моя сестра, Надежда Алексеевна Худекова, жила на Фонтанке, в нескольких минутах ходьбы от меня. Я позвала ее с мужем и еще двух-трех лиц к нам на новоселье, не дожидаясь устройства квартиры. Стулья были, стола не было, и мы приспособили вместо него ящики. Беспорядок в комнатах был невыразимый. В передней С. Н. Худеков сказал мне: «Вы звали на новоселье, и я счел нужным надеть фрак». Он действительно оказался в старом фраке вместо пиджака. Жилет остался пиджачный, высокий.

У Худековых жизнь тогда была чрезвычайно замкнутой. Он уже несколько лет был редактором Петербургской газеты, очень много работал. Газету он сперва арендовал у И. А. Арсеньева, а потом купил. Первый номер этой газеты вышел 1 января 1867 года и в течение 1867–1868 года выходил под редакторством Арсеньева. В 1869 году его заменил временный редактор В. К. Тихомиров, а 8 июля 1871 года Арсеньев заявил Главному управлению по делам печати, что передал газету отставному майору С. Н. Худекову. С 8 июля газета была временно приостановлена, а № 1 газеты под фирмою С. Н. Худекова вышел 1 августа 1871 года. Газета была мало распространенной, печаталась всего в количестве 600 экземпляров. Было время, когда она печаталась в маленькой типографии «Человеколюбивого общества», на машине, которую вертели мужики. Бывало, номер готов, сверстан, но колесо машины вертеть некому, потому что одни вертельщики напились, а другие выбились из сил.

Сергей Николаевич взялся за дело энергично и сумел подобрать талантливых и полезных сотрудников. Они быстро двинули газету вперед. До 1875 года газета выходила 4 раза в неделю, затем — пять раз, с 1880 года разрешено было ее выпускать 6 раз, а с 1882 года она стала ежедневной. Кроме того, она увеличилась в объеме в четыре раза. Сергей Николаевич сам, как главный редактор, очень много работал, и к нему ходили только по делам редакции. Квартира была тесная, так как, кроме своих собственных троих детей, у Худековых воспитывались двое детей близких родственников и еще один мальчик, приемыш.