Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева - [133]

Шрифт
Интервал

Из Елисаветполя я направился к Шемахе. В раскольничьих деревнях Шемахинской губернии, в среде прочих сектантов, проживали и скопцы, число которых простиралось до 350-ти душ. Я нашел водворение их в земледельческих поселениях вовсе бесполезным, по неспособности их к хлебопашеству и тяжелым работам. Все скопцы, без исключения, были торгаши, ремесленники или поденщики. В Закавказском крае удобнее расселять их по городам, и преимущественно таким городам, где нет или мало русских: секта эта ни мусульман, ни армян к себе не привлечет, а в городах они, пока не перемрут, все-таки могут приносить какую-либо пользу мастерствами и поденною работою. В некоторых раскольничьих селениях открылось, что по камеральным описаниям показывалось больше семей и душ, нежели сколько действительно на лицо было, в тех видах, чтобы в это вакантное число принимать беглых и бродяг. Несколько виновных, и в том числе писаря, по изобличении, сосланы в арестантские роты в Баку; но этим далеко не искоренено зло, против которого следовало бы принять в самом начале строгие меры, дабы не дать ему развиться.

Пробыв в Шемахе четыре дня, я заехал в большое раскольничье селение Алты-Агач, лучше прочих устроенное; тут скопцы сосредоточились в наибольшем количестве, свыше полутораста душ. Впоследствии значительнейшая часть из них перешла в православие, построила церковь и — при разумном направлении местного начальства — если таковое будет — можно было бы надеяться, что и все они со временем обратятся. Оттуда я повернул чрез город Кубу в урочище Кусеары, лежащее в десяти верстах от города, чтобы посетить моего сына, находившегося на службе в артиллерийской бригаде, там квартировавшей. Сын встретил меня в Кубе. Я ехал с зятем моим Ю. Ф. Витте и добрым знакомым, капитаном генерального штаба А. В. Фрейгангом, присоединившимся ко мне в Шемахе, и все вместе отправились в Куссары, где нас приняли отлично. Полковой командир Манюкин и батарейный Кудрявцев старались сделать для меня приятным пребывание в их стоянке, и задержали меня там долее, нежели я предполагал. Самое большое удовольствие они мне доставили тем, что не могли нахвалиться моим сыном, который хотя еще недолго находился в их среде, но успел уже приобрести любовь и уважение своих товарищей и начальников. Вскоре должны были открыться военные действия. Сын мой их ожидал с нетерпением, понятным в молодом человеке с врожденной наклонностью и призванием к военному делу.

Урочище Куссары было запито под военное поселение одним из первых, еще при Ермолове, в 1821 году, и выбрано действительно необыкновенно удачно, по климату, местоположению, обилию воды и леса. Оно и устроено лучше всех других подобных поселений; между прочим разведены два хорошие сада, один при доме полкового командира, другой общественный, большой, тенистый, с отборными фруктовыми деревьями. Не совсем только удобно расположены постройки, все деревянные и тесно скученные между собою, что должно быть очень опасно при пожарах.

По выезде из Куссар, сын мой проводил меня до Баку. В тридцати верстах от Кубы, я заезжал в урочище Астар-Абад, к Джафар-Кули хану, для осмотра его плантаций марены на казенной земле, отведенной ему для сего четыре года назад, коими он занимался очень удовлетворительно. Далее путь пролегал по приморской долине, имеющей в ширину от одной версты до десяти и более верст до подножия гор. Замечательна по форме и громадности скала Шайтан-Даг. Встречалось много соляных озер. Виноделия в этой местности никакого не производится, лишь несколько армян гонят из винограда водку. Довольно оригинально, что крепостные крестьяне татарских беков работают своим господам всего только три дня в год.

Город Баку (ныне уже губернский) заметно улучшился с тех пор, как я видел его в последний раз: пароходное сообщение с Астраханью постоянно оживляло его; но торговля с Персией производилась почти исключительно только Бакинскими судохозяевамн татарами. Наступившее лето давно уж давало себя чувствовать; жара, угнетавшая меня пред тем в дороге, проявилась здесь во всей своей силе, с прибавлением ветра и страшной пыли, что однако не помешало мне в течение пяти дней, проведенных в Баку, снова между делом заняться осмотром города и его достопримечательностей, впрочем не слишком многочисленных. Я побывал в крепости, развалинах ханского дворца, мечети, общественном саду, съездил на знаменитые Бакинские огни. Ежедневно купался в море. На шестой день, погрустив при расставании с моим сыном, продолжал я свое странствие по берегу Каспийского моря, до рыбных промыслов, составляющих важнейшую оброчную статью Закавказского края, и в раскольничьи поселения Ленкоранского уезда.

В четырех верстах от крепости, длинный спуск с горы Надамбар ведет в ровную степь, которая тянется до Караван-Сарая, откуда путь приближается к Куре; по дороге попадаются остатки большого водопровода и странного вида пространство на протяжении нескольких верст, усеянное все сплошь огромными каменьями. На ватаге Торна-Кале меня встретил управлявший рыбными промыслами откупщик Аршакуни, проводивший меня на Божий промысл, куда я прибыл рано утром накануне Вознесения. После хорошего отдыха и сытного обеда, я успел осмотреть все заведения, был в церкви у всенощной, а вечером пили чай и играли в преферанс в беседке. Заведения промысла поддерживались довольно хорошо: видно было, что Аршакуни деятельно занимался и старался об устройстве дел своей компании. Некоторые строения воздвигались вновь, построена больница, приступали к постройке каменной церкви вместо ветхой деревянной. Оброчная сумма уплачивалась исправно, и вообще все состояло в желательном виде.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.