Воспоминания: 1826-1837 - [128]

Шрифт
Интервал


Дворец наместника в Варшаве.


Если вы будете вести себя хорошо и исполнять все свои обязанности, то я стану заботиться обо всех вас. Несмотря на все произошедшее, мое правительство будет всегда думать о вашем благосостоянии и о вашем счастье. Хорошо запомните все то, что я вам сказал».

Эта речь произвела огромное впечатление на поляков, которые нашли ее суровой, но правдивой. Они надеялись, что она станет предвестником окончания полностью заслуженной ими опалы. Но наши недруги за рубежом, либералы всех стран расценили ее, как доказательство враждебного настроя поляков против их императора, и особенно как свидетельство его собственного гнева и мстительности к польской нации. Разумные и непредубежденные люди увидели в ней только выражение благородной искренности и силы характера императора, который, не прибегая к обычным формулам милости и обещаний, предпочел заменить их словами правды и наставлений родителя к своим подданным.

После этого император и князь Паскевич сели в открытую коляску и направились по варшавским улицам в Александровскую крепость, строительство которой было уже почти полностью и замечательным образом окончено. Он самым внимательным образом осмотрел ее и там же принял парад войск варшавского гарнизона. Сторона крепостных укреплений, обращенная к городу, уже была оснащена артиллерийскими орудиями, грозно глядевшими на Варшаву, и являвшихся подтверждением слов императора о том наказании, которое постигло бы жителей города в случае их неподчинения могуществу своего суверена. Многие были удивлены той скоростью, с которой были возведены эти укрепления, и восторгались внимательным их изучением, а также тем, с каким тщанием были завершены все работы. В центре укреплений и казарм, рассчитанных более чем на 5 тыс. человек, возвышался памятник императору Александру, решение о строительстве которого было принято национальным представительством в 1830 году, за несколько месяцев до того, как этим же собранием было провозглашено свержение с престола наследника этого благородного восстановителя Польши. После осмотра строительства православного собора в Варшаве, а также нескольких школ и больниц, император переехал по мосту на другой берег Вислы с тем, чтобы увидеть предмостные укрепления, расположенные напротив крепости на правом берегу реки.

Везде, где он проезжал, народ узнавал его с радостью, бежал за его коляской, удивленный доверием, с которым он один появлялся в толпе людей.

До окончания этого дня мы приехали в Новогеоргиевск, где и заночевали. Раним утром следующего дня, император принял парад расквартированного там батальона, затем пешком, верхом и в экипаже осмотрел со всех сторон эту огромную крепость, сооружение которой также продвинулось вперед с быстротой и тщательностью выше всяких ожиданий: периметр укреплений был почти замкнут. Церковь уже стояла под крышей, двухъярусная оборонительная казарма, возвышавшаяся по берегу реки и с этой стороны защищавшая оба фланга Новогеоргиевска, была почти окончена. С высоты одного из укреплений крепости мы присутствовали на испытаниях новых ракетных снарядов, которые, пролетая низко над землей, менее чем в полчаса разрушили широкие апроши с осадными орудиями. Вернувшись к себе и пообедав, мы направились в Брест-Литовск, который также становился первоклассной крепостью. Там был расположен 2 корпус генерала Крейца, который прошел парадом перед императором, к своему большому удовольствию убедившемуся в его отличном состоянии. После большего парада на следующий день, состоялись маневры, а затем военные учения кавалерийской дивизии, которую император осмотрел во всех подробностях. Потратив на это три дня, и отдав новые распоряжения по возведению крепостных укреплений, мы направились в Киев. Я заранее отправил туда приказ о том, чтобы власти города не ожидали императора после 9 часов вечера. Поэтому, приехав в Киев около полуночи, мы увидели, что иллюминация в городе потухает, что площадь перед Печерской лаврой безлюдна, а храмы закрыты. Эта религиозная обитель, колыбель русского православия, которую мы всегда видели заполненную людьми, находилась в сонном молчании. Я нашел монаха, который принес ключ, отпер часовню монастыря и со скрипом открыл древние двери. Пока он зажигал несколько свечей, только одна лампада, теплившаяся перед иконами, освещала нам путь. Император запретил извещать братию и архиепископа о своем присутствии, в одиночестве он погрузился в молитву о членах своей семьи и о своем верном народе. Более четверти часа он находился в самом глубоком сосредоточении. Мы были только втроем в этом высокопочитаемом месте, где на протяжении многих веков столько поколений обращали свою благодарность всевышнему, я не помню, чтобы где-то молился с таким умилением. Я с огорчением покинул это место, которому ночь и тишина придали больше торжественности, чем торжественная служба и стечение верующих. Садясь в коляску, мы оба находились под глубоким впечатлением пережитого.

Император остановился у генерал-губернатора графа Гурьева, который был моим товарищем по пансиону, и долгое время мы вместе путешествовали. Утром мы осмотрели общественные заведения города, больницы, недавно созданный университет Св. Владимира, в который уже начала стекаться молодежь из западных провинций, на сознание которых оказали влияние их предки и события бунта в духе враждебности к России и к ее государю. Со времени нашего последнего посещения сооружение укреплений вокруг Киева заметно продвинулось вперед со всех сторон. Красивая и вместительная оборонительная казарма, уже стоявшая под крышей, первой привлекла внимание императора своим фундаментом из камня столь красивого, как гранит, он даже напоминал лабрадор. Считалось, что в этих местах нет залежей камня, но император приказал искать тщательнее и даже указал место, где он предполагал его наличие. И действительно, там нашли камень в довольно большом количестве.


Еще от автора Александр Христофорович Бенкендорф
Воспоминания: 1802-1825. Том I

Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (17821844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях. Материалы, обнаруженные после смерти А.Х.


Записки

Перед нами воспоминания, принадлежащие перу офицера Императорской Главной Квартиры, причем довольно осведомленного о ее деятельности в начале войны в качестве главного военного штаба России. Это видно из того, как пишет автор о начальных военных действиях. Бенкендорфу принадлежит описание рейда отряда Винценгероде в глубь занятой французами Белоруссии, а также боя под Звенигородом. Важен и рассказ о том, что происходило под Москвой в дни, когда в ней была Великая армия, об освобождении Москвы и ее состоянии после ухода неприятеля.


Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.