Воспоминания: 1802-1825. Том I - [54]

На следующий день граф Толстой получил донесение о беспорядках, произошедших в Кёнигсберге, отчасти по вине наших мародеров, отчасти из-за большего количества раненых, которые прибыли в город практически одновременно и для которых было невозможно приготовить необходимые жилье и помощь. Он послал меня в Кёнигсберг с полком драгун с тем, чтобы восстановить порядок в городе, как можно скорее устроить там госпитали и совместно с прусским губернатором принять все требуемые меры для заготовки запасов для войск, приближающихся к городу. Кроме 17 тысяч раненых, сам факт отступления армии привел в Кёнигсберг ещё более значительное число мародеров, заполнивших все улицы.

На следующий день в город со своей главной квартирой прибыл главнокомандующий, войска расположились лагерем у крепостных стен.

Неприятель нас не преследовал; все полученные нами новости доказывали, что он был разбит при Эйлау и оказался не в состоянии продолжать военные действия. Только генерал Беннигсен считал себя победителем и сожалел о том, что упустил свою победу. Ему было очень приятно найти предлог для своего неверного действия в той малой численности, до которой сократилась армия. В день своего прихода в Кёнигсберг она насчитывала не более 20 тысяч бойцов, это число впоследствии увеличилось до 32 тысяч человек. Так как в нашей армии под Эйлау было 67 тысяч человек, то значит, этот день нам стоил 35 тысяч солдат убитыми и ранеными.

Полковник артиллерии Ставицкий отправился в Петербург с известием о нашей победе и с захваченными у неприятеля орлами.

* * *

В это время генерал Беннигсен почувствовал потребность быть искренним с Императором: признаться в отступлении, одновременно представить ему весьма грустную картину положения армии, нехватку госпиталей и снаряжения и, особенно, прогрессирующее падение дисциплины, все это было результатом слабости генерала Беннигсена, и он не чувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы восстановить все то, что он упустил. Большая роль, которую он играл, начала его тяготить, его здоровье, ослабленное усталостью и тревогами, породило в нем желание снять с себя эту большую ответственность.

Он меня вызвал и сказал, что решил отправить меня в Петербург для того, чтобы доложить Императору обо всей совокупности и деталях этих операций и о состоянии армии, представив ему настоятельную просьбу прислать на его место нового главнокомандующего, под началом которого он будет с удовольствием служить, он сам не чувствует больше сил нести бремя командования.

Снабдив меня своими инструкциями обо всем том, что мне следовало сказать, он отправил меня; генерал Кнорринг и граф Толстой дали мне каждый по письму к Его Величеству, в которых подтверждали, что все то, что я скажу, является точным свидетельством произошедших событий.

При проезде Мемеля я пришел к королю, который находился там вместе с королевой и всей семьей. Он оказал мне честь, наградив военным орденом, и дал поручения к Императору.

По прибытии в Петербург я сделал полный отчет и исполнил все имевшиеся поручения; Император выслушал меня со вниманием и поверил мне; он решил послать свою гвардию на усиление армии, но не пожелал удовлетворить просьбу главнокомандующего и назначить ему преемника. Однако, под воздействием новости, которую привез полковник Ставицкий, и при виде захваченных французских орлов, служивших доказательством безоговорочной победы, в Петербурге сложилось ложное суждение и недоверие к моим утверждениям о том, что главная квартира армии расположена в Кёнигсберге, во мне видели представителя врагов генерала Беннигсена и, следовательно, предателя интересов России, мои лучшие друзья желали мне погибели. Я умолил Императора как можно быстрее отправить меня в армию, он удовлетворил мою просьбу и с тем, чтобы доказать мне свое удовлетворение, произвел меня в капитаны и поручил отвезти генералу Беннигсену орден Св. Андрея Первозванного.

На почтовой станции в Дерпте я с удивлением встретил князя Багратиона, который, как я знал, командовал авангардом; я предположил, что Бонапарт взят в плен, но он мне сказал, что направлен к Императору сообщить о возможности поехать с императрицей в Берлин, он рассказал, также, что французы постоянно отступают и что генерал Беннигсен — самый великий полководец века.

Действительно, я не нашел больше нашей главной квартиры в Кёнигсберге. Во главе усиленного отряда кавалерии, который подошел после сражения под Эйлау, Мюрат атаковал наши аванпосты при <…>, но граф Пален и генерал Ламберт его так решительно отразили и побили, что Наполеон, опасаясь быть атакованным, снял свой лагерь и быстро отступил. Он прошел Хайльсберг и закрепился на позиции при Остероде, оставив маршала Нея в качестве авангарда в Гутштадте.

Генерал Беннигсен последовал за ним, и я его догнал в Ландсберге. Вначале он принял меня очень холодно, но, убедившись, что я в точности исполнил все его поручения, показал мне небольшое письмо, написанное ему князем Багратионом из авангарда, с целью быть направленным к Императору, в котором он сообщил, что генерал Кнорринг и граф Толстой внушили генералу Беннигсену мысль отправить с этим поручением меня только для того, чтобы повредить ему в глазах Императора и принизить его великие заслуги. Дело было в том, что князь Багратион, чувствуя себя виновным в многочисленных аферах, опасался, что мне поручено говорить о нем плохо, и для того, чтобы парировать удар, он добился у главнокомандующего разрешения самому поехать в Петербург с тем, чтобы силой своего авторитета нейтрализовать то, что я мог бы о нем сказать.