Воспитание жизнью - [25]

— И это все? — разочарованно спросил Петцинг.

— Все, — ответил Штриглер.

— А к чему ты все это рассказал?

— К тому, чтобы вы знали, что у детей очень хорошая память на обещания.

— Ерунда. Ничего это не значит.

— Значит! Раз дал слово, держи его. Якоб дал слово от всех нас, и я на его стороне.

Воцарилось молчание. Затем Штриглер, обращаясь к унтер-офицеру, сказал:

— Якоб, ты смело можешь рассчитывать на мою помощь.

Сказаны эти слова были почти торжественно.

«А что, собственно говоря, произошло? — мысленно спрашивал себя Якоб вскоре после того, как он познакомил ребят с мальчиком. — Откуда вдруг у меня появилось чувство удовлетворенности? Быть может, из-за письма Грет? Возможно, но только частично. Отчего вдруг сделалось так легко на душе? Этого Штриглера толком не поймешь, сперва крутит и вертит, а потом вдруг поддерживает меня. «Якоб, ты смело можешь рассчитывать на мою помощь». Это даже неплохо».

Пройдя по коридору, Якоб остановился у кабинета лейтенанта Теля, постучал и вошел. Молодой офицер сидел за письменным столом, положив руки на какие-то бумаги.

— Я догадываюсь, зачем вы пришли, — произнес он.

— Думаю, что нет. Мой рапорт еще у вас? — спросил Якоб.

Тель порылся в бумагах, нашел листок и поднес его к своим глазам.

— Как видите…

— Слава богу, — обрадовался Якоб.

— Почему?

— Верните его мне. Мне вдруг расхотелось переходить в другую часть, а почему, я и сам еще толком не знаю. Следовательно, вам эта писанина теперь ни к чему.

17

— Не сердись на меня, если я сейчас тебе кое в чем признаюсь, — сказал в тот же день после обеда Тесен рядовому Штриглеру, подойдя к нему во время чистки оружия. — Ну и зол же я был на тебя раньше!

Штриглер продолжал неторопливо чистить ствол автомата. На его аскетическом лице промелькнула довольная улыбка.

— Вот как? — только и сказал он.

— Ничего хорошего я о тебе не мог сказать, — продолжал Якоб, — и все из-за твоего поведения.

— Могу себе представить, — произнес наконец Штриглер.

— Скажи, почему ты вдруг решил поддержать меня? — поинтересовался Якоб.

Штриглер положил автомат на табурет, взял в руки затвор и начал его чистить. Затем, бросив взгляд в сторону Бергемана и Петцинга, он тихо произнес:

— Атмосферу, которая была у нас в экипаже, рано или поздно нужно было разрядить.

— И это говоришь мне ты? — удивился Якоб.

Штриглер хотел признаться, что он и раньше готов был встать на защиту Якоба, да все как-то не решался. Он не сделал этого ни в тот раз в присутствии лейтенанта, ни позже перед Якобом. Ведь если быть совершенно откровенным, следовало здорово заняться самокритикой.

Начальство возлагало на Штриглера надежды, так как он был самым образованным в экипаже. Он знал гораздо больше, чем его товарищи. Он мог безошибочно решать дифференциальные уравнения, составлять замысловатые формулы сложных химических соединений, объяснить строение атомного ядра. Разумеется, он изучал и «Манифест Коммунистической партии», в котором написано, что по Европе бродит призрак коммунизма. Был в состоянии сделать устный реферат минут на двадцать о сущности государства, как капиталистического, так и социалистического, о роли народных масс в истории и многом другом. Безусловно, ему были ясны причины империалистических войн, а защита завоеваний социализма представлялась ему как логическое следствие разделения мира на два лагеря. Короче говоря, у него было все для того, чтобы стать сознательным воином…

Закончив школу, Штриглер получил вежливое, но настоятельное напоминание о необходимости выполнить свой гражданский долг и отслужить положенный срок в Национальной народной армии, о которой он в ту пору имел довольно-таки смутное представление. В основном он видел воинские части на парадах, которые в праздники транслировались по телевидению, да и эти передачи он смотрел без особого внимания. Кое-что он читал об армейской жизни в газетных статьях, специальных брошюрах или слышал по довольно редким докладам на военно-политические темы в школе. Короче, он знал о ней столько, что у него сложилось своеобразное представление об армии, довольно далекое от реальных будней.

Но именно эти будни и доставляли ему теперь так много неприятностей: ранний подъем, бесчисленные построения, строевая подготовка, поверки, несение караульной службы, уборка помещения и даже стирка подворотничков. Кроме того, ему, никогда раньше не делавшему даже утреннюю зарядку, немало трудностей доставляли занятия физической подготовкой. В столовой его никто не спрашивал, что ему нравится больше. Рассуждать здесь особенно не приходилось: почти все делалось совместно и под строгим контролем. И мать была далеко, и подруги не было рядом, и постель оказалась не такой уж мягкой, и отпуск давали редко. А какой храп стоял у них в комнате! За довольно короткое время танкисту Штриглеру надоело служить в армии. С одной стороны, он прекрасно понимал необходимость существования Национальной народной армии, понимал, какую важную функцию она выполняет, а с другой — никак не хотел понять, почему именно он должен служить в ней…

Оказавшись в части, Штриглер столкнулся со всякими трудностями воинской службы. Более того, пришлось познакомиться и с такими вещами, которых, собственно, не должно было быть, например, с недостаточной выучкой отдельных младших командиров, их несколько грубым отношением к подчиненным, особенно в тех случаях, когда стоило бы прислушаться к их советам, и тому подобным неприятным явлениям.