Воспитание жизнью - [118]

— Заканчивая свое выступление, я предлагаю привлечь товарища Холдака к партийной ответственности за его позорное поведение! — выпалил Колтерман и быстрыми шагами пошел на свое место.

Какое-то мгновение в зале стояла тишина. Науман посмотрел на членов партийного бюро, на Каста и Драйнштайна, но ничего не смог прочесть на их невозмутимых лицах. Тогда он перевел взгляд в зал и увидел, что кто-то просит слова. Это был вахтмайстер Найберт.

— Товарищи, я не совсем согласен с выступлением товарища Колтермана, — начал он громко. — Мне, откровенно говоря, не понравился его тон. — Вахтмайстер оглядел зал. — Скажите, разве я не прав?

— Прав, конечно! — раздалось одновременно несколько голосов.

— Однако стоит мне только вспомнить ту ночь у реки, как становится до боли обидно. Я считаю, что товарища Холдака нужно привлечь к ответственности.

Как только вахтмайстер сел, в зале началось заметное оживление. Кто-то из солдат счел нужным поставить предложение Колтермана на голосование.

И тут неожиданно попросил слова штабс-ефрейтор Зайбт.

— Товарищи, только сейчас вы принимали меня в кандидаты партии. Я понимаю, что, собственно говоря, еще и права-то голоса на вашем собрании не имею, но мне все же хочется сказать несколько слов. Я, разумеется, еще не знаю, что значит привлечь к партийной ответственности, но чувствую, что это нечто серьезное и очень строгое, подобное партийному суду. Я полагаю так: если наш командир батареи и допустил какую-то ошибку на учениях или до этого иногда не находил к нам, солдатам, быстрого подхода, то это еще никак не означает, что он плохой командир. Он хороший командир батареи. Солдаты его очень уважают и даже любят. И поэтому я думаю, что вряд ли есть необходимость поступать с ним так строго.

Короткое выступление штабс-ефрейтора явилось холодным душем для разгоряченных голов тех, кто только что ратовал за привлечение Холдака к строгой ответственности.

Одновременно слова попросили несколько человек. Лейтенанту Науману стало ясно, что коммунисты уже разбились на две группы, одна из которых за, а другая против Холдака.

— Пусть выскажутся все, кто хочет! — потребовало несколько голосов из зала.

Секретарь был доволен: пусть как можно больше коммунистов выскажут свое мнение.

Сначала слово взял унтер-лейтенант Хайнце, а за ним — капитан Каст. Оба они выступили против предложения товарища Колтермана.

Науман чувствовал, что единогласного решения ему вряд ли удастся добиться. Сам Науман был против наказания Холдака, считая, что столь оживленное обсуждение поведения командира батареи на собрании не пройдет для него бесследно. Никто из офицеров никогда не повторит ошибки обер-лейтенанта Холдака.

В числе последних попросил слова майор Драйнштайн.

«Интересно, что он скажет? — подумал секретарь. — Если он выступит за привлечение к ответственности, то я позволю себе не согласиться с ним, хотя он и командир дивизиона».

— Товарищи, — спокойно начал майор, — если бы нечто подобное произошло у нас в дивизионе год назад, я бы наказал командира третьей батареи своей властью. Но за этот год все мы несколько поумнели. Значительно вырос и авторитет нашей парторганизации, в чем каждый из нас убедился на сегодняшнем собрании. А принесет ли пользу, если мы привлечем товарища Холдака к ответственности? Думаю, что нет.

В зале раздались одобряющие голоса. Правда, нашлись и такие, кто никак не хотел отступаться от своего.

— Однако я вовсе не хочу сказать, что мы оставим без критики подобный случай. Отнюдь нет. Но мне хотелось бы, чтобы все мы действовали не спеша, обдуманно, а не рубили сплеча. Не скрою, я сам несколько погорячился. Так, например, я объявил выговор капитану Касту. А сейчас хочу признаться, что поступил несправедливо, и прошу у товарища Каста извинения!

И хотя большинство присутствовавших не знали о наказании Каста, в зале раздались дружные аплодисменты.

— Однако это мое признание ни в коей мере не означает, что я оправдываю тех, кто безынициативно вел себя на марше. Если бы товарищи провели тщательную разведку местности, то чепе у моста не произошло бы. А теперь вернемся к товарищу Холдаку. Ему на нашем сегодняшнем собрании пришлось выслушать много неприятного, и это совсем неплохо. Я полагаю, что он правильно воспринял нашу товарищескую критику. Для меня лично товарищ Холдак не только старательный командир батареи и хороший артиллерист, но и честный человек, а одно это уже очень много значит! Мне понравилось, как откровенно и честно он рассказал нам о своей ошибке. Я его знаю давно и верю ему. Он хорошо зарекомендовал себя, безупречно знает технику, много сделал как бригадир при строительстве нашего военного городка. Я, например, хорошо помню, как его бригада порой работала по две смены подряд, перевыполняя норму кладки стен. Только благодаря его стараниям объект был сдан в эксплуатацию до наступления зимы, а то пришлось бы всем нам спать в палатках. Тогда — а время было далеко не легкое — товарищ Холдак показал себя с самой хорошей стороны, и мы не должны забывать этого.

Думаю, что нам с вами нужно изыскать другой, более педагогический метод воздействия на него. Стоит ли пускать в ход «тяжелую артиллерию», когда достаточно «огня ручного пулемета»? Товарищ Колтерман внес предложение привлечь товарища Холдака к партийной ответственности. Если мы так легко будем разбрасываться такими предложениями и так же легко принимать их, то тогда, пожалуй, придется привлечь к партийной ответственности и самого товарища Колтермана за безынициативные действия на учениях, не так ли? Ему было приказано выйти с батареей на другой берег реки, и он должен был выполнить этот приказ. И выполнить как можно скорее! Никто не упрекнул бы его, если бы он проехал по мосту в Хайденбринке. Он, конечно, несколько опоздал бы, но все же прибыл бы в назначенное место! Однако товарищ Колтерман никаких выходов не искал, он преспокойно отсиживался в лесу. Я твердо убежден, что на учениях никто из нас так крепко не спал, как он. А это уже нехорошо!